об эпидемиях религиозной истерии в имевшем широкое распространение и влиятельном либеральном журнале «Вестник Европы» свидетельствует о популярности некоторых из этих идей среди образованных россиян.
Интерес Якобия к кликушеству, которое, по его мнению, оставалось недостаточно изученным, а масштабы его – сильно недооцененными, по-видимому, был вызван случаем, связанным с психической нестабильностью и эпидемией истерии. В 1898 году в Супоневской волости Брянского уезда Орловской губернии под руководством Василия Д. образовалось религиозное движение баптистского толка. Вскоре после зарождения оно переросло в общину хлыстов (сектантское движение, в котором, по слухам, были распространены практики самобичевания), а затем – в эпидемию истерии в 1901 году. Лидером движения стал крестьянин Осип Потапкин, которому психиатры диагностировали паранойю и истерию. Власть перешла к нему от Василия Д., арестованного правительством. Потапкин сместил фокус движения с поиска благодати Святого Духа на достижение братской и сестринской любви через половой акт. Сообщения о недопустимых сексуальных практиках Потапкина с некоторыми из его последовательниц привлекли внимание судебной системы. Другие женщины участвовали в священных обрядах, которые сопровождались «сильными движениями, под такт пения, хлопанья в ладоши и притоптывания ногами, с целованиями, призываниями св. Духа, доводили их до страшной экзальтации» и, в конечном счете, до истерических реакций. Якобий видел любопытную, хотя и тревожную связь между этими событиями и случаями бесоодержимости, поскольку он был убежден, что в России гораздо больше случаев религиозной истерии, чем в других регионах Европы. Как и другие российские психиатры, он считал, что такие эпидемии напоминают скорее о европейском Средневековье, чем о начале ХХ века[614].
Якобий посчитал возможным рассматривать супоневскую эпидемию только в контексте кликушества, психического заболевания, которое, по его мнению, поражало главным образом женщин и было эндемично в пределах[615] Орловской губернии. Изучая статистику душевнобольных по губернии за 1893 год, представленную для отдельных уездов (см. Таблицу 4.2), Якобий приходит в ужас от тысяч зарегистрированных кликуш, которых, по его мнению, игнорировало российское общество. Он также отмечает для некоторых уездов корреляцию между повышенной заболеваемостью психическими недугами и большей частотой развития кликушества у женщин, чем у мужчин (см. Таблицы 4.2 и 4.3). Он объясняет географическое распределение одержимых женщин в Карачевском, Болховском и Дмитровском уездах оторванностью этих районов от городов и основных каналов связи. Хотя Супоневская волость – место, где располагалась упомянутая выше община хлыстов, – и была ближе к современному миру благодаря двум железнодорожным линиям и близости к Брянску, крупному промышленному центру, она относилась к слабо развитым районам губернии. По словам Якобия, волость была «дикая, запущенная, без дороги, без народного образования, без индустрии местного характера», но с двумя монастырями, привлекавшими паломников, – все факторы, способствовавшие «массовому подъему дегенеративной истерии и других, преимущественно дегенеративных, форм психического расстройства». Те же предпосылки и условия среды, которые способствовали возникновению кликушества в других частях Супоневской волости, утверждал Якобий, способствовали эпидемической истерии среди сектантов в селе Супонево. «Должен сказать, – пишет Якобий далее, – что только в Salpêtrière случилось видеть такую богатую коллекцию истерических дегенератов с тяжелыми анатомическими и физиологическими стигматами»[616].
Якобий продолжил разрабатывать идею о влиянии среды, добавив к ней культурный аспект, и обвинил в появлении патологических черт среди русского населения Супонева и Орла в частности и русского Севера и Востока в целом экономические и социальные условия и культурную недостаточность. Он отметил, что нежелательные последствия вызвало плохое качество почв, малопригодных для сельского хозяйства. Мужчины вынуждены были покидать волость в поисках оплачиваемой работы в других местах и оставлять женщин заниматься сельским хозяйством (в данном случае, огородничеством и продажей овощей в городе). Якобий не видел эти изменения как свидетельство современного экономического перехода, имевшего стрессовые последствия для людей, в частности, для женщин, обязанности которых были существенно расширены. Скорее, он был одержим тем, что называл «извращение естественных отношений» – когда «гинекократия» переворачивала здоровые и нормальные патриархальные отношения. Используя термин, подчеркивающий господство чрева, а не мозга, и подчеркивая, как и Краинский до него, сексуальную неудовлетворенность женщин из‐за длительного отсутствия мужей, Якобий приходит к выводу, что женское господство оказывает «разрушительное влияние на психику и нравственность населения». Одно дело, если бы Супонево стало единичным феноменом. Однако это было не так, пишет Якобий, так как
Женщина русского Севера и Востока уже давно страдает от неудовлетворенности нравственной, от бедности идей, и этот «голод на впечатления» [с одной стороны], а с другой стороны слишком ранняя половая жизнь…[617]
Таблица 4.2. Численность женщин, признанных душевнобольными, в Орловской губернии в 1893 году
Источник: Якобий П. Религиозно-психические эпидемии: Из психиатрической экспертизы // Вестник Европы. 1903. Октябрь. Кн. 10. С. 737.
Таблица 4.3. Численность женщин, причисленных к кликушам, в Орловской губернии в 1893 году
Источник: Якобий П. Религиозно-психические эпидемии: Из психиатрической экспертизы// Вестник Европы. 1903. Октябрь. Кн. 10. С. 738.
Для Якобия это предположительно разрушительное сексуальное поведение крестьян во многом объясняло такие патологии, как кликушество и другие проявления религиозного безумия. На него явно повлияли труды Прасковьи Тарновской, известного криминального антрополога, о негативных последствиях ранних браков для русских крестьянок, ее теории об эволюционной и психологической примитивности русского крестьянства, а также крупные немецкие труды о концепции полового вырождения[618]. Соответственно, Якобий критиковал сексуальную распущенность крестьян как показатель патологического регресса к первобытному сексуальному поведению. Используя грубые обобщения в поддержку своей теории о сексуальной анархии в деревнях, он предположил, что крестьянские женщины не сохраняли девственность до брака и не хранили верность супругам, в то время как крестьянские мужчины принимали в свои семьи незаконнорожденных детей. По словам Якобия, некоторые крестьянские обычаи – от обычая, по которому невеста снимала с жениха обувь перед консумацией брака, до снохачества (сексуальные отношения между свекром и невесткой) – представляли собой очередные пережитки древних, нецивилизованных сексуальных практик. Не удивительно, что при всех социальных, экономических, нравственных и культурных проблемах, охвативших деревню, мизогин Якобий обеспокоился свирепствовавшими среди крестьянок истерией и кликушеством[619].
В то время как экологические, социальные и экономические проблемы создавали все предпосылки для распространения истерии и мистических сект, Якобий отдавал предпочтение расовому фактору. Этот фактор стал удобным способом объяснить кликушество, которое казалось географически привязанным к северу и востоку России. Обозначив корни населения Супоневской волости и трех уездов
