равенства, но и о способе мышления, столь отличающемся от традиционного способа мышления китайцев. В противоположность конфуцианской догме, гласящей, что «учтивость не распространяется на простолюдинов, а наказания — на совершенномудрых мужей», легист Хань Фэй-цзы провозглашает, что «закон не должен быть в услужении у обладающих властью, а указы должны исполняться строго и неуклонно. Там, где применяется закон, умный ему подчинится, сильный не будет ему противиться, благородный не будет освобожден от наказания, а смиренный не останется без награды». В представлении Хань Фэй-цзы «перед законом должны быть равны высокие и низкие, умные и глупые». Он предложил, чтобы законы действовали автоматически, и тогда, по мнению философа, отпала бы нужда в мудрых и способных правителях. Эта идея совершенно не укладывается в русло традиционной китайской политической философии.
Система взглядов Хань Фэй-цзы восприняла также элементы даосизма: «Государь ничего не должен делать». Государь, по мнению Хань Фэй-цзы, не должен ничего делать, потому что философ сознавал, что правитель в любом случае ничего сделать не может; правители легендарной древности ничего не делали, и в стране все было спокойно. Вот почему следует иметь аппарат управления, хорошо отлаженный, действующий на основе принципа справедливости, и тогда будет не столь важно, хорош правитель или плох. Тогда государь станет номинальным правителем, как в современных конституционных монархиях. У англичан есть монарх, который закладывает камень в фундамент нового здания, освящает корабли и присваивает звание рыцаря. Однако для нации не имеет значения, хорош этот король или плох, умен он или нет или у него средние способности. Система действует сама по себе. Фактически это и есть описанная Хань Фэй-цзы теория недеяния правителя. В Англии она оказалась весьма успешной.
Старого школьного учителя Конфуция возвели в ранг мыслителя в области морали, а его тривиальное морализаторство возвели в ранг политической теории. Вот уж поистине злую шутку сыграла над Конфуцием судьба. Идея о том, чтобы гуманные, высокоморальные люди возглавляли правительство, настолько фантастична, что она не может ввести в заблуждение даже американского студента-второкурсника. Если бы эту идею можно было реализовать, то можно было бы регулировать уличное движение на Бродвее без светофоров, надеясь лишь на взаимную уступчивость и вежливость шоферов. Любой здравомыслящий студент, обладающий самыми элементарными знаниями истории Китая, легко поймет, что в Китае традиционная власть à la Конфуций с его несносным морализаторством была самой коррумпированной в мире. Причина не в том, что китайские чиновники более коррумпированы, чем западные. Простая, безжалостная истина состоит в том, что чиновников у нас в Китае принято считать благородными людьми. Между тем лишь одна десятая из них — действительно благородные люди, а остальные девять десятых — мошенники. Но если, как это делают на Западе, относиться к чиновникам как к потенциальным мошенникам, угрожая им тюрьмой, одна десятая из них останутся мошенниками, а девять десятых будут притворяться благородными людьми. В результате получается хотя бы видимость честного и чистого правительства, и за такую видимость стоит побороться. Вот что в Китае следовало сделать давным-давно, вот что советовал сделать две тысячи лет назад Хань Фэй-цзы, пока его не заставили принять яд.
Китай нуждается сегодня не в повышении уровня морали, а в строительстве новых тюрем для политиков. Бесполезно говорить о формировании честного и чистого правительства, когда нечистые и нечестные чиновники могут спокойно заказать билет первого класса в Иокогаму или Сиэтл. Китай нуждается не в благородных, праведных и почтенных совершенномудрых мужах на чиновных постах, а в беспристрастном правосудии и праве расстрелять тех чиновников, кто не благороден, не праведен и не почтенен. Заставить чиновников быть неподкупными можно, лишь угрожая им расстрелом в случае разоблачения. Тем чиновникам, которых задевают мои легистские мнения о природе человека, следует задуматься о том, захотят ли они вкладывать деньги в акционерную компанию, действующую строго по принципам Конфуция. Ее акционеры не проводят собраний, не публикуют финансовых отчетов, здесь не бывает ревизий, невозможно предотвратить бегство — с деньгами! — кассира или директора. Власть в Китае действует именно в таком стиле благородных мужей. Если в образе правления современного Китая и произошли кое-какие изменения, то лишь благодаря влиянию Запада. На Западе от правительства смело требуют финансовых отчетов и не боятся из-за этого потерять Лицо совершенномудрого мужа. Но пока китайское правительство не перестроится полностью, оно будет похоже на акционерное общество, в котором всю прибыль получают только директор и члены правления, а держатели акций, т.е. простые китайцы, утратят всякое доверие к такой компании.
Глава 7
ЛИТЕРАТУРНАЯ ЖИЗНЬ
Отличительные особенности
Китайцы делят литературу на две категории: поучительную и развлекательную, или литературу, которая «несет правду», и литературу, которая «выражает чувства». Отличие легко заметить: первая — объективная и описательная; вторая — субъективная и лирическая. Все китайцы заявляют, что литература первой категории имеет большую ценность, чем вторая, так как она совершенствует мыслительные способности и повышает уровень общественной морали. С этой точки зрения китайцы свысока смотрят на роман и драму как на нечто низменное, недостойное допуска в «Зал высокой литературы»». Единственным исключением является поэзия, которую китайцы отнюдь не презирают, а напротив, в целом ставят ее выше, чем это делают на Западе. Однако на самом деле все китайцы втайне читают романы и драмы. Чиновник в своей статье может громко заявлять о благородстве и морали, но в частном разговоре вы обнаруживаете полную его осведомленность обо всех персонажах эротического романа «Цзинь пин мэй» или «Пиньхуа баоцзянь», эротического романа с гомосексуальным уклоном.
Причина вполне очевидна. Поучительная литература обычно лишена именно литературных достоинств, переполнена наивными трюизмами на темы морали, а высказанные в ней идеи настолько тривиальны из-за боязни сказать нечто еретическое, что единственными произведениями китайской литературы, которые можно читать без насилия над самим собой, являются те из них, которые соответствуют европейскому пониманию литературы: роман, новелла, драма и поэзия, т.е. литература воображения, а не литература идей. В этих условиях ученые-неэкономисты пишут о системе налогов; литераторы, которые не знают, как держать серп в руках, пишут о сельском хозяйстве; политики, которые никогда не были инженерами-мелиораторами, составляют «План спасения Хуанхэ» и пишут о строительстве на ней современных ирригационных сооружений (самая популярная тема после катастрофического наводнения 1934 г.). Если говорить об ученых традиционного направления, то они все еще барахтаются в конфуцианстве, выискивая в конфуцианских храмах, так сказать, волоски коровы, да и только. Они публично осуждают Чжуан-цзы, этого великого творца антиконфуцианских памфлетов, однако все до одного читают его произведения. Некоторые такие ученые осмеливаются даже заигрывать с
