Я чувствую, как из меня выдирают катетер. Это все сучий кал Лексо… почему же я…
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
У меня в горле трубка… она причиняет мне боль… вытащите ее, чтоб я мог говорить…
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
Сэнди все еще сжимает ружье, дуло уставлено на меня. Но я слышу и другие голоса. Они на периферии моего зрения, но я знаю, кто это: это Оззи, Демпси и Лексо, они кричат, что с нее хватит.
Шлюха, сама напросилась…
Что за хуйня? Сэнди! Убери ствол!
Пристрели Лексо
Этовсе он
ТУПОРЫЛЫЙ ТУПОРЫЛЫЙ СТРЭНГ
Она похожа на Каролин Карсон
шлюхи, все они одинаковые
смеются над больным
они наносят ответный удар
собака
Шлюха, сама напросилась
она всего лишь юная девушка
шлюха, сама напросилась
всего лишь юная девушка
Шлюха, сама напросилась
Нельзя ненавидеть половину населения
Гордон я не хотел, я не хотел этого
кого ты ненавидишь Рой Стрэнг еб твою ты ненавидишь соседей нигеров пидоров травоядных япошек снобов джамбо скарферов пиздюков-англичан женщин только одного ты не просек Рой Стрэнг что ненавидишь по-настоящему ты только
РОЯ СТРЭНГА.
нельзя же ненавидеть половину населения
только потому что какой-то грязный старый
козел отымел тебя в задницу когда ты был
еще мальчишкой, что толку-то.
– Я ЗДЕСЬ ГЛАВНЫЙ, МАТЬ ВАШУ! Я САМ СКАЖУ, КОГДА С НЕЕ ХВАТИТ! – кричу я… зачем я в это вписываюсь… все это полная хуйня… – Сэнди… пристрели Лексо… он, сука, насильник гребаный. Он, бля, воще без тормозов…
Я вижу отражение в зеркале, на меня смотрит аист Марабу. Он напал на фламинго… вгрызается в него, рвет на куски, но фламинго все еще жив, я вижу его грустные глаза…
ТАКОЕ НЕ ПРОЩАЮТ НИКОГДА.
Она открывает мне глаза, я вижу ее; она держит веки и аккуратно, по очереди отрезает их хирургическими ножницами; я чувствую холод стали и слышу резкий звук рвущейся ткани…
…Я чувствую, как она кромсает мои гениталии, врезается в грудь, копается, пытаясь найти меня, но она никогда не отыщет меня… и вот я набираю высоту, пытаюсь выбраться, перелететь через просторы Африки, но ударяюсь о больничный потолок и, взглянув вниз, вижу, как Кирсти режет на части Роя Стрэнга… режет зазубренным ножом… случайно не в лавке Бостон купила, Кирсти…
Я сделаю так, что ты почувствуешь, Рой! Говорят, мужчина почти ничего не чувствует, когда ему отрезают конец…
НЕТ
НЕТ
И вдруг я снова внизу, и я чувствую боль, и не могу из-за нее пошевелиться.
– А теперь попробуй его на вкус, когда-то его пришлось отведать и мне…
НЕТ
Это же мой хуй… грязная сучка отрезала мне перец и теперь… что за хуйня, у Серебряного Серфера вообще не было перца, и он, похоже, как-то обходился, парил себе по воздуху на своей доске… я больше ничего не прошу…
– Это мы засунем тебе в рот, Рой, открой пошире, давай-ка…
НЕТ
НЕТ
НЕТ
– Ты что-то сказал, или мне послышалось… Рой, я не слышу… что ты там говоришь, Рой, что ты хочешь мне сказать… я ведь знаю, ты хочешь этого, ты об этом и просишь… только не говори с набитым ртом… тебе нужно учиться, Рой, тебя еще многому нужно научить…
НЕТ
ПОЖАЛУЙСТА
НЕТ
КОГДА ОНА ГОВОРИТ НЕТ, ЭТО ЗНАЧИТ НЕТ.
Z.
ТЕРПИМОСТЬ НОЛЬ
Она смотрит в мои глаза, в мои лишенные век глаза. И теперь мы видим друг друга. Она прекрасна. Слава Богу. Слава Богу, ей вернули, вернули то, что мы у нее отняли. Я пытаюсь улыбнуться. Во рту у меня отрезанный член, а я пытаюсь улыбнуться. Я не могу дышать, она не проявляет жалости.
Я ее понимаю.
Я понимаю ее страдания, ее боль, понимаю, что это должно было найти выход. Боль – она ходит по кругу. И только исключительно сильный человек может сказать: нет, хватит. Слабые люди держат все в себе и, не причиняя никому зла, терпят, пока боль не разорвет их на части.
Исключительно сильный человек – это не про меня.
И не про Кирсти.
Мы обыкновенные люди, это-то и дерьмово.
Мы оба все понимаем.
За моей спиной встает солнце, и тень моя, вытягиваясь, убегает от него вперед. У меня тонкие, длинные ноги, густой покров, крупный клюв… ушей почти не видно, в плане ушей у меня особо больших-то никогда и не было, зато был нос всегда, в школе меня прозвали капитан Клюв… уши тут ни при чем, память у меня уже не та, да и слух тоже, зато мысли прояснились… у меня походка чучела из юморески, я покачиваюсь, как старичок, наложивший в штаны. Как я устал… я расправляю свои большие черные крылья…
Она уходит… не уходи, Кирсти, останься подольше, досмотри до конца… но нет, нет, нет, я слышу, как она поспешно покидает палату. Потом я слышу другой голос – истерические вопли сестры Патриции Дивайн. Она смотрит, как я курю влажную, гибкую сигару своего собственного пениса, с ужасом уставившись в мои глаза, которые уже не закроются. Я слабею, но я здесь, на поверхности; мои глаза могут двигаться, и я вижу свой конец, свисающий изо рта, и ножницы, торчащие из шеи… Патриция бежит за помощью, но поздно, потому что передо мной уже стоит Джеймисон, он наводит на меня дуло, и я слышу выстрел, и теперь всё как одна большая
Z.
