…Вы лучшей власти, вольные, подвластны И высшей силе, влившей разум в вас; А Небеса к нему и непричастны…
[В вас заключена бо́льшая сила, лучшая природа; она сильнее характера, влияния звезд, воспитания, которое вы получили. Даже если бы вы хоть в какой-то мере были всему этому подвластны, в вас живет непобедимая свобода, и ваша задача — врастать в нее: «Вы лучшей власти, вольные, подвластны / И высшей силе».]
Воля — это энергия человеческого сердца, притягиваемая добром, это способность человека признать Истину: «Да, Господи! Ты еси». «Вольные, подвластны»: эти два слова можно комментировать до бесконечности. Скажите мне, приходилось ли вам слышать где-нибудь, чтобы вольного называли подвластным? На первый взгляд эти два слова исключают друг друга, ведь быть подвластным значит не быть вольным, свободным. Напротив, воля, свобода у Данте — это именно способность человека признать истину и быть ей подвластным. Как часто над нами господствует культура, враждебная нашей природе и нашему сердцу, заставляющая на вопрос «Что такое свобода?» отвечать: «Свобода — делать то, что хочется, это отсутствие связей, это значит никому не быть должным и ни от кого не зависеть». Свобода в понимании современного мира означает, что добра не существует: добро не делает меня подвластным себе, не определяет меня, я сам решаю, что добро и что зло. Напротив, свобода подразумевает неразрывную связь, принадлежность. Ты свободен, когда знаешь, кому принадлежишь. Ведь мы в любом случае кому-то или чему-то принадлежим — хотим того или нет, согласны с этим или нет. Альтернатива, стоящая перед нами, если обратиться за сравнением к истории Пиноккио, — не «отец или свобода»; альтернатива — «отец или хозяин», Джеппетто или Манджафоко.
Это важно подчеркивать, ведь это практически ядро, сердцевина всего того, что хотел сказать Данте о человеке, о жизни, о Боге. Это центр. Я всегда привожу ученикам в классе такой пример. Если вы возьмете двухлетнего ребенка, который напуган, потому что потерял маму в толпе, и поставите перед ним сто мам, и скажете: «Смотри, какая у тебя свобода, можешь выбрать любую из этих ста мам. Хочешь — потолще, хочешь — потоньше, хочешь — повыше, пониже, посветлее, потеменее, помоложе, постарше… ну же, выбирай, ведь ты свободен!» — представьте себе его панику! В каком случае реализовалась бы его свобода? В безумном, безрассудном выборе между ста женщинами, ни одна из которых не является его матерью? Конечно, нет! Его свобода реализовалась бы тогда, когда открылась бы дверь и вошла его мать. Тогда он, «чист и достоин посетить светила», кинулся бы ей в объятия с криком: «Мама! Я твой!» Вот в чем свобода. По крайней мере, таково опытное знание о свободе у Данте и вообще в христианстве: «Истина сделает вас свободными» (Ин. 8: 32). Культура Нового времени выдвинула возражение по этому пункту, восстала против христианской вести: если есть Истина, то мы уже не свободны. Этот шаг назад отбросил нас к мукам детерминизма, о котором мы только что говорили. Дело в том, что, как пишет отец Джуссани, «христианская религиозность возникает как единственное условие человечности. Перед человеком стоит выбор: считать себя либо свободным от всей Вселенной и зависящим только от Бога, либо свободным от Бога, и тогда он становится рабом каждого обстоятельства»[176] — биологической предрасположенности, окружающей среды, инстинкта…