помогать нести носилки, но его выставили в кухню вместе с дочерью.
Однако Александра тут же вырвалась из рук отца и бросилась к приоткрытой двери комнаты, где на полу лежала мама.
«Перекладывайте по моей команде, — послышался голос врача. — Она без сознания, кровопотеря большая… Давайте в машину, а я по-быстрому опрошу мужа…»
Александра хотела войти, но ее снова оттеснили в коридор. Женщина в белом халате с какими-то листками в руках торопливо прошла в кухню, а мимо, к входной двери, пронесли маму: закрытые глаза глубоко запали, волосы растрепаны, до подбородка укутана серым казенным одеялом…
Вот и все.
Через три недели отец привез домой ее младшего брата — Валентина.
Уступив просьбе Савелия, какое-то время малыша кормила грудью соседка Зоя. Согласилась она без особой охоты, однако молока в ее пухлой груди хватало на двоих, а деньги были нужны. Поэтому Александра, с тех пор как мама корчилась на полу в луже крови, виделась с Зоей каждый день, но никогда с ней не заговаривала и даже не глядела в ее сторону. Пока Валентину не исполнилось полгода, она жила в каком-то оцепенении, ожидая возвращения матери, напряженно прислушиваясь то к гудению лифта, то к шагам на лестничной площадке, то к разговорам взрослых.
Еще до того, как младшего брата привезли из роддома, Клавочка отправила к ним в помощь тетку Галину, а заодно — нарядную коляску и гору детских вещей. Отец теперь постоянно запирался в своей спальне, Александру переселили в гостиную, а ее комнату освободили от хлама, вымыли и выскоблили. Теперь здесь стояла у стены детская кроватка, рядом — пеленальный столик, а еще — ночник и кушетка для тетки. Только спустя два года Александра снова туда перебралась.
На похороны матери ее не взяли, — она осталась дома на попечении бабушки, которая уже на следующий день утром собиралась к себе в Гнилушку.
Обе они были на кухне, бабушка с выражением крайней брезгливости что-то перемешивала в огромной салатнице.
— А где сейчас моя мама Надя? — задумчиво спросила Александра.
— Бедная девочка. — Клавочка поморщилась, опустилась на табуре и сломала две спички, прикуривая. — Твоя мама на небе. Ей лучше, чем нам.
Александра внимательно посмотрела в открытое окно, куда уплывали волокна сизого дыма.
— Неправда, — сказала она, — мама в больнице, ее увезла «скорая», я сама ее вызвала. Я подожду, когда она приедет.
— Жди. — Бабушка вздохнула. — Чего тебе еще остается?
Позже она подслушала, что ее младший братец родился раньше срока, весил меньше двух килограммов и оказался хоть и синюшным, однако вполне здоровым. Когда его привезли, Александра все увидела собственными глазами, и маленький Валентин поначалу не вызвал у нее никаких чувств, кроме отвращения, смешанного с жалостью. Он беспрерывно пищал, потом, немного окрепнув и набравшись сил, начал орать по ночам; у него было несчастное некрасивое лицо, с которого не сходило такое выражение, будто ему вовсе не хочется жить…
Отец отдал ее в детский сад, но Александра, не проходив и трех недель, подцепила ветрянку и сразу же была отправлена в деревню. Однако и там заниматься ею было некому, поэтому вскоре она вернулась домой. Близилась зима, довольно-таки суровая, и на улицу Александра выходила редко.
Унылое течение ее маленькой жизни круто изменила тетка Галина, которая теперь управлялась с двумя детьми. Однажды, когда Валику было месяца четыре и соседка Зоя, накормив его, быстро ушла, тетка позвала Александру.
— Вот что, Сашка, — сердито заявила она. — Я тут зашиваюсь, а ты сидишь в своем углу и играешь в куклы. Максим вечно поддатый, жрать приготовь на всех… Слава богу, что папаша твой не в деда — на деньги не скуп… Значит, так: с этого дня будешь помогать нянчить брата.
— Я его боюсь, — честно призналась она.
— Дурочка, — рассмеялась тетка Галина. — Ты только посмотри, какой он хорошенький…
Александра взглянула исподлобья. Валентин, спокойно пуская пузыри, лежал на диване, в руке погремушка, жиденький белесый чубчик выбился из-под чепчика. Выпуклые, еще мутноватые глаза рассеянно блуждают, пухлые щеки надуты.
— Побудь с ним, поговори, он все понимает. На руки не бери, спой ему песенку, а я схожу хоть спокойно поем. Потом вместе пойдем гулять, вроде потеплело.
Александра забралась на диван и прилегла рядом с братом. Он беспорядочно гремел игрушкой, а другая его рука все время двигалась, ощупывая желтую фланелевую пеленку. Она взяла эту теплую лапку в ладонь — и Валентин неожиданно крепко сжал ее пальцы. «Сынок, — важно проговорила она, подражая тому, как обычно называла его тетка Галина, — что же тебе спеть?» Брат оживился, повернул к ней голову и заухмылялся, показывая беззубые десенки…
Теперь она постоянно вслушивалась — будто слух, а не зрение стали служить ей главным источником опыта. Бабушка поначалу часто звонила из райцентра, и тетка Галина давала ей полный отчет, Александра подслушивала эти разговоры.
«…Сделали прививку. Орал, конечно, две ночи температурил, такой уже неженка…»
«…Перевели на молочную смесь. Морока: еле подобрали, эта блядь наотрез отказалась, говорит: мало стало молока. Видать, рассорилась с Савелием. Мальчонку обсыпало. Теперь вроде все нормально. А что ему станется — ест, спит, гуляет и обсирается. Я как белка в колесе, спасибо Сашка помогает…»
Тут Александра замирала в своем укрытии за приоткрытой дверью.
«… Хорошая девочка. Спокойная, послушная, а с Валика глаз не спускает. Укачивает, играет с ним… В детский сад? Да нет, мама, какой смысл — только заразу всякую в дом носить…»
«…Я было заикнулась — забрать мальчика к нам в Гнилушку. Так Савелий взбеленился, будто скипидару ему в штаны плеснули. Не вздумай, — кричит, — тащить мальчишку в ваш свинарник. Крутой — весь в отца. Может, потому, что Валентин — вылитая мать?.. Максим? А что ему — пьет, как и пил. Запирается в спальне, до утра не вылазит, ест там же. Как его до сих пор из училища не погнали, уму непостижимо. Правда, зарплату отдает всю до копейки. Бедная Надежда, отмучилась с ним…» — тут голос тетки становился глуше, и Александре, чтоб расслышать, нужно было войти в комнату, где стоял телефон. Она научилась делать это совершенно бесшумно, а тетка обычно сидела за столом спиной к двери.
Из того, что тетка тараторила в трубку, она многого не поняла — мешали медицинские слова. Запомнилось только: «ударил ногой в область брюшины», «массивное кровотечение», «плод едва удалось спасти, а роженица к тому времени уже была в коме»… Кто это — роженица? Мама? Тогда почему и ее не спасли? Не сумели?..
Она оглянулась: младший брат тихо посапывал в своей
