— Я, Алесса, названная Избранной Источника, прошу Кариоль и Гордиэля, Хранителей нашего мира, о помощи. Мне не справиться одной.
Проходит секунда, другая. Мне кажется, я не вынесу ожидания. Если все мои надежды напрасны, если мне не докричаться до них, если для призыва нужно знать правильную формулу… Но они уже появляются передо мной, выходя прямо из каменной кладки подземелья. И они вовсе не похожи на призраков.
— Эм-м-м, молодые люди, — обращается к нам епископ Эриний, быстро вернувший себе дар речи. — Раз вас теперь трое — не соблаговолите ли вы связать меня и ударить по голове чем-нибудь тяжелым? Иначе Его Величество и Каспер придут к вполне логичному выводу, что именно я организовал побег опасной преступницы. А мне бы хотелось еще послужить на благо Церкви Святого Источника и нашего королевства.
Хранители смеются, а я разглядываю своих невероятных помощников. И все еще не могу поверить в то, что они пришли по первому моему зову.
Глава 52— Ударить вас по голове?
Его просьба кажется мне настолько невероятной, что в первые мгновения я даже не могу вникнуть в ее смысл. Вопросительно смотрю на обоих Хранителей, совершенно забывая, что передо мной не обычные люди.
— Жрец прав, — отзывается Гордиэль. Да, в его время служителя церкви назвали бы жрецом…
Мой нежданный помощник невероятно похож на Гвеллана: такой же высокий и плечистый, и лицо… волевая складка у губ, четкие черты, — жесткий, решительный. Но есть и отличия. Его вьющиеся темно-русые волосы перехвачены золотым обручем, а глаза — зеленые, цвета речного камыша. Но голос такой же низкий, только с едва уловимой хрипотцой — наверное, Хранителю не так часто приходится разговаривать.
Кариоль… искристая, смешливая, она представляется мне едва ли не беззаботной девчонкой, которую невесть как занесло в темницу. Но что ей до решеток, веселой легкокрылой пташке?
— Мне прежде не приходилось бежать из тюрьмы, — обиженно соплю я.
— Поверь, это намного лучше, чем в ней остаться, — подначивает меня Гордиэль.
Ну да, мы с Гвелланом совершили немало глупостей, — но сейчас не время надо мной смеяться. Гордиэль кивает на стоящий на полу глиняный кувшин, в котором охранник приносил мне воду, протягивает мне свой плащ. И до меня наконец доходит, что именно нужно сделать. Обернуть кувшин плащом и… Но я не смогу! А если я проломлю епископу голову? Тот же совершенно безмятежно развязывает веревочный пояс, которым подвязана его ряса — и отдает его мне. Я в ужасе оглядываюсь на Хранителей: похоже, никто не готов сделать всю грязную работу за меня.
— Мы не вправе наносить вред живущим, — сжалившись надо мной, поясняет Кариоль. — Но направить твою руку — почему нет?
И она весело подмигивает своему спутнику, а я, тяжко вздохнув, беру в руки треклятый кувшин.
— Прежде чем ты воспользуешься этим замечательным орудием, дитя, — Его Преосвященство, похоже, разделяет всеобщее веселье, — позволь мне отнять еще одну минуту вашего бесценного времени и все же рассказать вам, где вы сможете отыскать Гвеллана. Иначе, боюсь, в подобной компании ты камня на камне не оставишь от королевской темницы. А в этих казематах томится немало достойных людей. И я, пусть и только на эту ночь, готовлюсь к ним присоединиться.
Епископ объясняет мне, как добраться до двери, ведущей на нижние ярусы: там держат самых опасных преступников. И как найти Гвеллана. Удивительно, но его совершенно не смущает появление моих невероятных помощников — должно быть, он знал или догадывался о существовании Хранителей.
А потом… Эриний усаживается на лежак, покорно подставляет свою голову для удара, я зажмуриваюсь… Но в этот момент Гордиэль хватает меня за локоть:
— Ну-ка, открой глаза! Так ты ему и вправду череп проломишь!
И мы уже вместе завершаем задуманное. Я тут же бросаюсь ощупывать голову и проверять пульс Эриния. Все в порядке, я его не убила! Только шишка набухает на затылке. Я стараюсь поудобнее устроить его на лежаке, рассыпаю вокруг глиняные осколки так, чтобы несколько крошек запутались у него в волосах. Связываю ему руки его же поясом — и ощущаю себя такой дрянью! Как будто я и вправду напала на него и убила.
— Переживать будешь потом. Да и не из-за чего, — бодро объявляет Кариоль. — Мне не терпится взглянуть на нашего потомка. Как можно быть таким самонадеянным ослом, чтобы даже не позвать нас?
В ее синих глазах вспыхивают недобрые искорки, а с кончиков пальцев уже стекают тонкие нити тумана. Он такой плотный, что мне чудится, будто камеру затапливает мутная вода. Вот серая дымка плещется на уровне моих колен, поднимается выше, скрывает лежащего ничком епископа, охватывает наши фигуры. Просачивается наружу…
— Вперед! — командует Кариоль. — Я не знаю колдовства надежнее. Ни маг, ни страж не увидят и не почуют нас. Идем!
Я уже готова броситься вслед за ней в коридор, но внезапно останавливаюсь, пораженная ужасной мыслью. Как я могла забыть!
— Кариоль! Стой! На Гвеллане же Ледяная паутина! Мы…
— Ледяная паутина? — в ее недобром смехе я слышу издевку и затаенное торжество. — Тот маг, что накладывал заклятие, докопался до тайн моего отца? Поверь, лучше бы он этого не делал. Отец был известным шутником. Тот маг получит свое. Тебе не о чем волноваться. На околдованном заклятье держится не больше получаса.
Едва очутившись в коридоре, Кариоль подхватывает туман в горсть и отправляет серое облачко в сторону выхода из темницы, а, значит, и жилых покоев. Хочет окутать всю резиденцию короля Эддарда своей ворожбой? Хорошо бы, если бы вышло именно так!
Мы пробираемся вперед, я то и дело вздрагиваю, наткнувшись на фигуру солдата, прикорнувшего возле стены, или храпящего возле следящих камней мага. Туман заволакивает все вокруг, мы словно пробираемся берегом реки на рассвете или закате. И полупрозрачная дымка делает все призрачным и нереальным. Оранжевые пятна горящих факелов отчего-то напоминают мне огни светофоров в дождливый день. На миг я почти теряю чувство реальности, забывая, где я и кто я сейчас.
Дверь, ведущая к лестницам, заперта, я рисую руну разрыва — и тяжелый замок падает к нашим ногам вместе с петлями. Пугаюсь от невообразимого грохота, но Кариоль уверяет, что дворец на пару часов в нашей власти. Туман укутывает нас, прячет — и не несет никому вреда. Королевский дворец погружен в сон, и каждый — от поваренка до начальника стражи — грезит сейчас о чем-то своем.
Мы спускаемся вниз по ступеням — серые туманные клочья нехотя расступаются перед нами. Такие плотные, что, кажется, из них можно лепить снежки… И здесь та же картина: сон сморил солдат в караулке — с фишками для игры в руках и едва початыми пивными кружками; здоровенный стражник широко раскинул руки на каменных плитах, отбросив свою алебарду. Я устремляюсь к предпоследней камере по левую сторону узкого коридора: дубовая дверь обита железом, на нее нанесены какие-то знаки.
