Неужели это и правда он?! Здесь! Обнимает меня и … целует в висок!
Святые угодники!
Но все это так неправильно!
Пытаясь следовать голосу пока еще трезвого разума, резко и настойчиво принялась брыкаться, освобождаясь от собственнических объятий Калинина, мысленно при этом умирая от потери тепла его упругого сильного тела.
— Какое-то неоригинальное имя у твоей подруги, Калинин. Сам придумал? Никак растерял весь креатив?
— О, знаешь ли, Феврония, существует мнение, что я своей буйной фантазией и страстью к необычным именам могу испортить человеку жизнь, — хмыкнул в ответ и бесцеремонно подмигнул невыносимым карим глазом.
Я прикусила губу, вспоминая, как жаловалась Стасу на свое дурацкое имя, которое по иронии судьбы выбрал для меня именно он.
— Так что наших будущих детей назовешь сама, если не хочешь воспитывать Федору, Филимона, Фаину и Фому.
— Что?
— Кстати, дашь нам с Козой воды попить, а то так есть хочется, что аж переночевать негде?
— Что?
— Погостить, говорю, пустишь? Ты какая-то заторможенная, детка. Замерзла что ли? Или это у тебя шок от счастья? — поиграл бровями этот наглец, обескураживающе сияя неприлично белыми ровными зубами.
Я даже слегка позавидовала, глядя ему в рот. И тут же разозлилась.
— Шок от счастья?! Стас! Ты как вообще здесь появился? Да еще и… с Козой своей! — да уж, ничего умнее придумать не смогла.
— К тебе приехал. Это же очевидно.
— Ко мне? Зачем?
— Жить без тебя не могу, — ответил Стас с таким серьезным лицом без всякого намека на былую усмешку, что внутри меня, кажется, что-то безвозвратно взорвалось.
Наверное, здравый смысл.
Если бы на тротуаре, где я стояла, по-прежнему выпучив глаза наравне с Козой, чью шею безжалостно передавила мощная рука Калинина, не было приличного слоя свежевыпавшего пушистого снега, звон моей челюсти, вывалившейся на асфальт, распугал бы не только ворон на соседней улице, но и алкашей возле государственной аптеки в конце квартала, что из худых карманов выскребают последние копейки на покупку бальзама для души со вкусом боярышника.
Мне бы такой бутылек сейчас точно пригодился!
Есть вероятность, что я впала в кому.
Или у меня галлюцинации.
А, может, я случайно приняла наркотики и поймала приход?
Иначе как объяснить происходящее вокруг чудо?
Вот так, предаваясь сомнениям, я и стояла, словно громом пораженная, хлопала ресницами, потяжелевшими от влажных снежинок, норовящих протаранить вытаращенные глаза, и с раскрытым ртом, не способным издать ни единого звука, кроме невразумительного стона умственно отсталой чайки.
Я даже сама испугалась вырвавшегося из груди то ли всхлипа, то ли вскрика, то ли призывного блеяния овечки, некстати захворавшей в разгар брачного периода.
Стас замер, удивленно вскинув бровь и с недоверием вглядываясь мне в лицо.
— Какая-то ты негостеприимная, Стрекоза, — укоризненным тоном своей бабушки произнес Калинин, поджав до невозможности красивые губы, манящие ярким пятном из аккуратной густой щетины, но затем ободряюще улыбнулся, — Тебе повезло, что мы с Козой не обидчивые.
И его горячая сухая, жесткая ладонь крепко и уверенно обхватила мою руку, уволакивая окоченевшее от шока тело в сторону подъезда.
— Пойдем, родная. Расскажешь, куда вербовал тебя этот упырь Забелин!
Калинин уверенно тащил меня в квартиру, но уже у самого ее порога в проветренную сквозняком опустевшую голову вернулся разум и способность членораздельно выражаться.
— Так, стоп! Козе переночевать можно. Она женщина свободная, — сказала я, гордясь собственной благоразумностью и забирая плюшевое животное с очаровательным бархатным носом из рук позднего гостя, — А вот женатых папаш я к себе на ночлег не пускаю!
После чего отвернулась и принялась вставлять ключ в замочную скважину. Но, что-то пошло не так. Руки дрожали, как у наркомана в ломке, к тому же я не сразу поняла, что пытаюсь открыть дверь не тем ключом. Беззвучно выругалась на собственную глупость, а тем временем аккурат у моего лица с двух сторон в дверь уперлись руки Калинина, заключая в ловушку.
— Отлично! Обожаю жесткие моральные принципы, — низкий хриплый полушепот у самого уха опалил горячим дыханием тонкую кожу. Вместо истинного смысла его фраза привела меня к выводу, что Стас любит жестко и аморально трахаться. Щеки запылали. Дурацкие коленки вмиг растеряли твердость, продолжая удерживать тело лишь по инерции. А мягкие нежные мужские губы под грубоватой щетиной будто невзначай скользнули по скуле. — И часто к тебе на ночлег просятся женатые папаши?
— Калинин, — жалко пропищала я и тут же прочистила горло, пытаясь придать голосу уверенности, — Не паясничай. Ты прекрасно меня понял.
Развернулась и тут же поняла, насколько плохой оказалась это идея. Наши лица практически соприкасались, и было совершенно некуда деться от его глаз, ставших в полумраке подъезда демонически черными.
— Стрекоза, мне даже обидно, — возмутился Стас. — Сбежала. Телефон сменила. Возглавила мною все свои черные списки. Совсем не интересуешься моей жизнью. Ты меня не любишь! — упрекнул меня Калинин и вместо отчего-то ожидаемого мною поцелуя капризно скривился, оттолкнулся от двери, отобрал ключи, открыл квартиру и вошел внутрь, бурча на ходу что-то типа «безжалостно разбиваешь мое бедное сердце, коварная женщина».
Как к себе домой вернулся.
А мне по-идиотски захотелось бежать следом и очень громко опровергать его обвинения.
Люблю! Очень-очень люблю!
Вот только второстепенных ролей в своей жизни я уже отыграла достаточно и теперь согласна только на главную.
Поэтому лишь недоуменно вползла следом, спотыкаясь о белоснежные мужские кроссовки, стоявшие теперь аккурат посреди придверного коврика. Из глубины квартиры сквозь металлический грохот кастрюль послышался обиженно-грустный, даже можно сказать удрученный, голос, и из кухни выглянула обнаглевшая в край любовь всей моей жизни.
— Слушай, а что, борща нет? Мы с Козой такие голодные!
