Я уже представляю примерную скорость, с которой девушка несется из моей квартиры, подсчитываю количество шагов, за которые я ее догоняю. Мысленно плюю на слухи, которые поползут от соседей, что станут свидетелями нашей пробежки. Быстро прокручиваю, как я буду ее успокаивать — у порога, едва за нами захлопнется дверь…
— Согласна, времени предостаточно, — взяв эмоции под контроль, улыбается Алла, — за эти несколько лет вся ваша семья может успеть сплести по паре корзинок для хранения урожая.
Любуюсь улыбкой на губах, которые с удовольствием открывались, чтобы впустить мой язык.
И понятливо усмехаюсь в ответ.
Лепет про корзинки забавен, не могу представить никого из своей семьи, кто бы так бездарно тратил свободное время. Да и она, познакомившись с моей матерью, вряд ли может предположить, что та начнет заниматься таким рукоделием. Нет, если бы все младенцы носили лапти ручной работы — вполне.
В словах Аллы звучит четкое разграничение — моя семья и она. Нежирный такой намек, что она в этот круг не входит и не планирует.
Но моя неслучайная оговорка показала то, что я уже знал до этого, а сейчас лишний раз убедился — равнодушия нет.
Опасается — да. По привычке держит дистанцию, хотя, с учетом, как мы ее перешли, это весьма нелегкое дело. Пытается сделать вид, что ничего не было, и мы оба смирились. А смотрит так, что я чудом сдерживаюсь от того, чтобы не схватить ее за руку и не усадить к себе на колени. Чтобы снова ерзала, чтобы снова стонала мне в губы, чтобы извивалась в моих руках и умоляла меня жадным дыханием на этот раз зайти дальше.
Когда управляет страсть, трудно вслепую найти тормоза, но от заноса меня, как ни странно, удерживают орехи. И плетеные корзинки, которое Алла упомянула, а мне их тут же подбросило воображение. А к ним за компанию и другую картинку.
Белый дом, высокие деревья, две корзинки, в которые то и дело падают орех за орехом. Двое людей — мужчина и женщина. И смех. Открытый, свободный, счастливый, который прерывается, когда мужчина приближается к женщине и начинает ее целовать. Голодные поцелуи, поглощающие не только смех, но и мысли, морали, устои, запреты. И так происходит всегда, когда эти двое остаются одни…
— Попробуйте печенье, — слышу голос, который возвращает в реальность, но не выталкивает образ из головы.
Машинально беру печенье, мало соображая, какое оно на вкус — вроде бы сладкое.
Откидываюсь на спинку стула и внимательно смотрю на женщину, которая сидит напротив меня.
Не знаю, что происходит.
И с чего я вдруг представил ее со мной спустя несколько лет, если изначально планировал, что между нами будет лишь секс. Выжимающий досуха, но секс, а не что-либо большее.
Но такое чувство, что я долго смотрел в кривое зеркало, а теперь сжимаю его в ладони так сильно, что оно покрывается уродливыми битыми линиями. Смотреть на мир без него непривычно, неуютно, даже чуть больно, но вместо того, чтобы постараться починить его, я выбрасываю осколки один за другим.
И от грохота, с которым они разбиваются, потихоньку меняются мои ощущения.
Я ведь уже все распланировал, даже то, как мы с Аллой расстанемся, когда наскучим друг другу, когда успокоим страсть в привыкании. И еще несколько дней назад был уверен, что она согласится на это, а мне этого будет достаточно.
Мне казалось, я многое понял после того, что произошло между нами в машине. Признал, что мне мало поиметь ее пару раз, мне хочется большего. Куда большего. И до такой черноты в глазах, что было плевать на ее жениха, плевать на ревность, которая долго спала и вдруг царапнула изнутри длинным когтем. Поэтому вместо того, чтобы отпустить эту женщину, я наоборот ее приближаю.
Мне нужна эта женщина. Именно эта.
Неожиданно забытое ощущение стреляет в висок осознанием — я легко представляю рядом с собой эту женщину.
Рядом.
Даже еще ни разу не чувствуя ее под собой.
Но в том, что это случится, сомнения пока только у Аллы. Я же с учетом новых обстоятельств лишь раздвигаю временной интервал.
Понятия не имею, сколько за размышлениями съедаю печенья, но так как на столе пустая тарелка, а в животе непривычная тяжесть, мысленно благодарю мать, что часть сладкого она забрала с собой.
О том, чтобы остаться на кухне, не могу даже думать. Поэтому после завтрака мы перебираемся в гостиную. Пропускаю Аллу вперед, с интересом наблюдая за тем, как она все уверенней и глубже проникает на мою территорию.
Быстро осматривается, но прежде чем успевает выбрать кресло, я водружаю ноутбук на стеклянный столик и двигаю его к дивану.
— Вы уверены, что здесь будет удобно? — с сомнением смотрит на предложенный вариант, но уже соглашается, потому что кладет на стол и свой телефон.
— Более чем.
И убеждаюсь в правильности решения, когда она избавляется от обуви, садится на диван, подгибает колени и размещает на них ноутбук. И мне, чтобы просмотреть какие-то данные приходится не просто склоняться к ней, а практически обнимать.
Она делает вид, что отдается только работе, что ее занимают лишь цифры и перспективы, но я вижу, как она замирает и как она жадно втягивает воздух каждый раз, когда я оказываюсь чуть ближе, чем раньше. Вижу, как вздымается грудь, когда я чуть отстраняюсь, позволяя ей успокоиться.
Мне нравится чувствовать эту женщину близко. Нравится ощущение, когда она в моем доме. И нравятся минуты, когда мы перестаем делать вид, что только работаем, устаем от притворства и переключаемся на нейтральное, неважное на первый взгляд, но еще больше сближающее.
— В следующий раз, когда будем делать домашнюю работу, можете захватить и торт тоже, — говорю я в одну из пауз, пока мы вместе пыхтим над графиками.
— Я, конечно, люблю готовить, — усмехается Алла. — Но надеюсь, что мы будем справляться в рабочее время, иначе мой босс может решить, что я не очень хороший сотрудник и заменит меня кем-то другим.
— Один наш общий знакомый плевать хотел на то, что о нем подумает руководство и на месяц свинтил в жаркие страны. Так что, как видите, не все считаются с боссами.
— О, это он сгоряча, — сочувственно кивает моя помощница, легко уловив, о ком речь. — Что-то мне подсказывает, что босс хорошо отыграется, когда он вернется.
Обменявшись улыбками, вновь погружаемся в работу. И одновременно выныриваем спустя какое-то время.
— Ну что, по массажу? — предлагает Алла, потому что у нас обоих уже порядком рябит в глазах.
— Звучит как тост, — неохотно вытряхиваю себя с дивана, на котором очень удобно, зря я когда-то на него нарекал, возвращаюсь с вином и бокалами, а следом на пустующий столик водружаю нарезки всего, что нашел в холодильнике.
И с вином как-то идет куда проще, можно обойтись без массажа.
