Он хмыкнул…
…Через минуту в доме стало тихо: Валерия и Глеб удалились восвояси. Ромка смущенно потоптался, поглядывая на меня. Спросил:
– Я тоже пойду?
– Хорошо! – согласилась я.
Кажется, он был разочарован моим ответом, но беспрекословно послушался.
Я закрыла за ним дверь и только после этого пошла посмотреть в спальню, там ли Мария Матвеевна. «Гангстерша», мило посапывая, спала на моей кровати. Картины стояли напротив нее у стены…
132
Только когда старушка проснулась, я умерила свое любопытство и задала все вопросы, ответы на которые пока не знала.
…Оказывается, в отличие от своей сестры Елены, Мария Матвеевна смогла усмотреть коварство в намерениях Глеба. После его звонка с вопросами по описанию картин она села за руль своего автомобиля и поехала в Россию. В девяностые ее мама настояла, чтобы дочь сделала себе российский паспорт. Поэтому границу Мария пересекла без проблем.
Женщина знала название города и музей, где находились картины. Приехав на место, она наняла частного сыщика и с его помощью быстро убедилась в том, что была права: Глеб действительно собирался присвоить картины себе с целью продажи. Он даже нашел покупателя. Судя по тому, что цена была предложена высокой – так сообщил сыщик – покупатель не знал, что в картинах нет ничего ценного.
После этого младшая дочь Сашеньки и Матвея разработала свой план хищения картин.
Мария Матвеевна доверилась одному из работников музея…
– Кому? – поспешила спросить я.
– Он представился Иваном.
– Дядя Ваня?!
– Он проникся симпатией и пониманием. «Семейные реликвии – это святое, – глубокомысленно сказал он. – Особенно, если они вызывают бурю эмоций у пожилой женщины. Пусть в последние годы жизни картины рядом греют ее душу». Мы договорились, что он поможет мне. Когда Глеб выбрасывал картину из окна и удалялся за другой, Иван брал ее и тащил к машине, где ждала его я. Автомобиль был поставлен в тихий переулок, где практически никого не было. Так что никто не заметил наши действия с Иваном… Представляю, как удивился Глеб, когда пришел вниз, а картин – нет! – она, довольная собой, хихикнула.
Я чувствовала себя так, как будто осваивала новую науку: чем больше узнавала, тем больше понимала, что белых пятен не уменьшается.
– Мне только одно интересно: как он нашел дурака, пожелавшего купить картины за хорошие деньги? Обычно те, кто скупают краденое, – большие специалисты в своем деле.
– А мне интересно другое, – серьезно заявила я. – Почему картины были принесены в мою квартиру? Кто украл ключи из моей сумки? Дядя Ваня?
– Что ты, дорогая! – горячо сказала Мария Матвеевна. – Никто ничего не крал. Это просто совпадение.
– Совпадение?!
– Ну да… Когда-то в этой квартире жил мой отец… Уже один, без семьи. Ключи странным образом сохранились в нашем доме, и я даже знала адрес…
– Матвей?! Тот, о котором Саша писала в своем дневнике?
– Да.
– Просто удивительно. Вы знаете, я ведь историк. И наверно, самое поразительное в моей работе то, что я лучше других осознаю: мы живем в мире, где когда-то точно так же жили другие. И частички их душ с нами. Мы об этом не думаем, но иногда чувствуем. По каким-то странным случайностям, совпадениям. Мне даже кажется, и приведения – это не выдумка. Просто в некоторых местах прошлое проявляется значительно сильнее, чем в других.
Мария Матвеевна с улыбкой смотрела на меня и легонько кивала головой.
– Я тоже уснула здесь, как в раю. Может, именно потому, что когда-то тут жил мой папа, – грустно проговорила она.
Я вдруг насторожилась.
– Мария Матвеевна, послушайте, но ведь они с Сашей жили в доме Алексея. В ДОМЕ, не в квартире.
– Они жили в Полянске. После того, как моя мама с ее тетей, Гертрудой и моей старшей сестрой Еленкой уехали, папа оказался в очень сложной ситуации. Нужно ведь было как-то объяснить неожиданную пропажу родственников. Время было тяжелое. Легко могли расстрелять – хоть чужого, хоть своего. Но одно событие спасло папу. Как говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло… Два дня он сидел дома, притворившись больным. Папа искал способ объяснить окружающим, куда пропали его жена и ребенок. Заявить об этом в милицию было невозможно. Там бы быстро могли понять, что те ударились в бега. И тут старая постройка рынка развалилась – крыша придавила несколько десятков людей. Потом внутри случился пожар: из-за печек, которые обогревали продавцов. Только несколько человек успели выскочить. Остальных спасти не удалось. Среди погибших – и покупателей, и продавцов – было много тех, кого не опознали. Матвей воспользовался этим. Ему пришлось разыгрывать горе. Однако ему поверили. К счастью, встретить Тикунью был маленький шанс. И видимо, попугав маму, она успокоилась. По крайней мере, ничего не случилось. Папа все-таки решил подстраховаться. Объяснив своему начальнику, что в этом городе всё напоминает ему о погибшей семье, он попросился, чтобы его перевели в другое место. Так он оказался здесь, в этом маленьком городке…
Старушка задумчиво улыбнулась каким-то своим воспоминаниям, потом озвучила – возможно, именно это:
– Папа рассказывал, что он часто ходил в ваш музей и смотрел на портрет мамы – Сашеньки. Впервые он смог простить Алексея, и только за то, что благодаря ему мог часто видеть жену. Пусть даже только на картине.
– Безумно интересно! – произнесла я с чувством…
Эпилог. Наши дни
Вот и закончилась эта история. Мария Матвеевна уже дома. Картины – вместе с ней. Правильно ли я поступила, не знаю. Но совесть моя молчит. Разве могут прочувствовать бюрократы, придумывающие правила и законы, что такое людская привязанность к семейным вещам-реликвиям? С одной стороны, Мария Матвеевна действительно совершила кражу. Но с другой, она взяла то, что по праву принадлежит ее семье. Кто это поймет?
Единственное: внезапно исчезнув, она, увы, сдержала свое обещание, оставив у нас в квартире картину «Автопортрет», где был изображён Алексей, человек, которого когда-то любила юная Сашенька.
Я приняла «подарок» как данное: раз вляпалась в эту историю, придется мне ставить в конце ее жирную точку самой, найдя путь избавиться от картины.
Хотя… тут мне помог Ромка: мы все-таки запихнули картину в архив музея – она до сих пор стоит там, в углу, не обнаруженной.
Каждый раз, когда я прохожу через зал в музее, где когда-то висели картины, я невольно останавливаюсь и смотрю на стену. Она, конечно же, никогда не пустует. После пропажи портретов мы помещали сюда то репрессированного Грамовича, то другие экспонаты. Но для меня в этом углу музея не стало той капельки истории, в которую я совершила «заочное» путешествие.
Изменился не только этот зал в музее. Изменилась и я, поверив в то, что никогда не надо унывать в трудные моменты жизни. Ведь у кого-то такие минуты бывают в разы и опаснее, и труднее. Если задуматься, мне даже повезло, что я всего лишь «вляпалась» в историю с пропавшими картинами, а не родилась во времена революций и красного террора.
