— Нет, это бледная не́мочь. Быстро отыщи Руперта и Бруно. Пусть сейчас же идут в её покои. Принеси туда кувшин горячей воды. Лекарь пусть зелья свои возьмёт, — нетерпеливо повысил голос: — Франц, бегом!
На хозяина оглядывалась челядь, суматошно шарахаясь в сторону, пропуская, опуская глаза. Платье женщины, безжизненно свисающая обнажённая рука, подрагивающая в такт его быстрому шагу, не оставляли сомнений, кто на руках графа.
Удар ноги в дверь. Она отворилась бесшумно. Закрываясь, надрывно скрипнула, словно скорбя. Его сиятельство поморщился, опуская свою ношу на ложе, укрывая по пояс одеялом:
— Ты ведь не преставишься, Птаха? Ты сильная и смелая, — взяв её ладонь, прижал к своим губам: — Что ты с собою сделала? Зачем? Я так тебе противен?
Палящее солнце заливало покои. Пыль, взвившаяся с задетого балдахина, рассыпалась, искрясь в его ярких лучах.
Мужчина склонился над русинкой, вновь прикладывая голову к её груди. Расслышав редкие тяжёлые удары сердца, облегчённо выдохнул. Вспомнилось, как она проверяла биение сердца его сына. Повторив её жест, прижал пальцы к её шее под челюстью, с удивлением ощущая, как под ними угадываются слабые толчки.
Сев рядом, бережно взяв в ладони её лицо, касаясь губами холодных щёк, пытаясь согреть их своим дыханием, зашептал:
— Ты со мною так не поступишь… Я не дам тебе умереть…
Гулкие торопливые шаги раздались за дверью.
Бруно, собираясь что-то сказать, замер на полуслове в дверном проёме, глядя на Герарда, склонившегося к лицу неподвижной Наташи и внимательно рассматривающего его.
— Какого чёрта? — побледнел рыцарь, шагнув в покой, снова останавливаясь, сжимая рукоять кинжала.
Бригахбург, не глядя на командующего, позвал:
— Поди сюда. Смотри… — указал на тёмные небольшие пятна на подбородке и щеках иноземки. — Похоже на синяки. Сначала я думал, что она сама что-то с собой сделала. А теперь…
— Она в беспамятстве? — склонился над Наташей Бруно, болезненно морщась от вида её опухшего лица. — Почему она такая? Что случилось?
Бригахбург будто не слышал вопросов друга.
— Посмотри на ворот платья — текло по шее. Одеяние выпачкано, лицо. Ей насильно вливали в рот… Её рвало. Её отравили, — он вздрогнул, представив мучения Птахи. — Всевышний… — отёр лицо ладонью, будто хотел избавиться от видения.
— Герард, что здесь произошло? — Бруно снова сжал рукоять кинжала. Перед глазами полыхнуло алое пламя, виски сдавила боль. — Отравили? — его глаза увлажнились. Сердце сжалось, замирая.
— Я запер её вечером в каморе за непослушание, — вскинул на него глаза его сиятельство.
У командующего побелели костяшки пальцев, сжимающие рукоять кинжала. Глядя на искусанные с запекшейся кровью губы Наташи, он простонал:
— За что ты её?.. — не договорил.
Скрипнула дверь, и вбежал Франц с кувшином.
— Хозяин, фрейлейн Клара ищет вас. Спрашивала, не видел ли я где… вот её, — указал он глазами на иноземку. — Там графиня Юфу…
— Дай сюда, — граф раздражённо вырвал кувшин из рук мальчишки. — Неси полотенце из умывальни и ступай, куда я велел. Всё там осмотри хорошенько.
— Герард! — Бруно дёрнул Бригахбурга за плечо, разворачивая к себе: — За что ты отправил её в подвал?
Тот отбил его руку и, облившись горячей водой, выругался. Зло выцедил из себя:
— Я должен отчитаться перед тобой? — глаза налились опасной темнотой, на скулах заходили желваки. От ощущения собственного бессилия хотелось крушить всё вокруг. Он с трудом взял себя в руки: — Надо что-то делать. Преставится.
Бруно, угрюмо косясь на хозяина, наклонился к лицу Наташи, принюхиваясь.
— Незнакомый запах. Кто мог сделать такое? Кому она помешала? — гадал, за какое непослушание тот мог запереть её в подвале?
— Поставь охрану у двери, — прошептал граф и, уже себе, глядя на закрывшуюся за рыцарем дверь: — Где этот Руперт ходит.
Герард смочил полотенце водой, бережно оттирая лицо, шею и руки Наташи, вспоминая, как его губы совсем недавно касались их. Какие яркие неведомые чувства вызывали прикосновения. Распустил волосы, выбирая из них мусор, пропуская между пальцами. Прикрыл глаза, наполнившиеся слезами горечи и отчаяния.
В комнату вошёл лекарь. Скользнув взором по женской фигуре под одеялом, выпучил глаза, бледнея:
— Звали, хозяин?
— Посмотри, что с ней.
Руперт осторожно приблизился, крестясь, всматриваясь в бескровное лицо иноземки:
— Преставилась…
— Смотри лучше! — оглушительно гаркнул Бригахбург.
Эскулап вздрогнул и, опасливо косясь на хозяина, приник к груди девицы, слушая биение сердца.
— Не жилец… Затихает… — отступил он к двери.
Его сиятельство приблизился к нему:
— Как, по-твоему, что с ней?
— Болезнь сердца, — ответил Руперт уверенно.
— Почему ты так решил?
— Губы серые.
— Ничего сделать нельзя?
— Ничего не поможет… — метнув бегающий взор на ложе, передёрнул плечами: — Можно кровь отворить.
Перед глазами графа всплыла картинка, как лекарь собирался отворить кровь его сыну, а русинка не дала. Не сделает ли он хуже, позволив отворить ей кровь? Сомнение боролось с желанием делать хоть что-нибудь.
— Зачем же отворять, если это не поможет?
Эскулап подавил судорожный вздох, опуская глаза.
Появившийся всклокоченный Бруно нетерпеливо подскочил к Герарду:
— Ну что? Что с ней?
Тот не сводил глаз с Руперта:
— Сколько она проживёт?
— Недолго, — промямлил тот.
— Болезнь сердца, говорит, — повернулся Бригахбург к рыцарю, кивнув на лекаря, приближаясь к нему: — А скажи-ка мне, где ты яды хранишь и брал ли кто у тебя крыс травить?
— Яды здесь, — Руперт ткнул пальцем в ящик, из которого нёсся зловонный дух. — Просили недавно со склада.
— Когда?
— Неделю назад.
— Покажи, какие яды у тебя есть.
Лекарь, склонившись над ящиком, запустив в него руку, зашуршал, задвигал плошечками, извлекая небольшую ёмкость из обожжённой глины с узким горлышком, заткнутым деревянной пробкой.
Граф кивнул командующему. Тот открыл, принюхиваясь, качая головой:
— Дьявол его знает… Вроде не похоже.
— Признавайся, лекарь, ты иноземку отравил?
Сделав шаг назад, мужчина мелко закрестился, бледнея:
— Всевышний, зачем мне это нужно? Разве у одного меня яды имеются? Вон, ведунья в деревне… У неё всякое есть.
