Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
– Я не хотела туда идти. И мне нужно лечь пораньше.
Голос Хэмиша звучал мягко:
– Я знаю, почему не хочешь, знаю, что сигаретный дым может повредить твоему голосу. Это нормально, но ты не можешь себе запретить…
Она засмеялась.
– Я не могу? Не говори мне, что я могу, а что нет, хорошо?
Он хотел что-то ответить, но она сжала ему руку.
– Никогда не говори мне таких вещей. Никогда! Пение – моя жизнь, и я уже объясняла тебе это. Оно всегда будет для меня важнее всего. Всегда!
Она чувствовала себя так, будто где-то в ее душе прорвало плотину – наконец-то она смогла высказать то, что сидело в ней так давно.
– Это моя жизнь, а ты все время пытаешься заставить меня делать то, что хочешь ты, то, что, по-твоему, правильно, что «будет лучше для меня»! Мне нужно сделать это завтра, о,кей? Когда придет время, ты все узнаешь. А что касается паба, я вообще не хотела туда идти, и это не твое дело!
Ее трясло, он встал перед ней, его глаза потемнели.
– Я желаю тебе лучшего, потому что думал, что мы любим друг друга. Я хочу ухаживать за тобой и хочу, чтобы ты ухаживала за мной. И ты это делаешь, ты – самый добрый человек из всех, что я знаю. Но тебе нужен кто-то, кто будет присматривать за тобой, тот, на кого можно положиться, Корди! Я хочу, чтобы ты была счастлива. Тебе нужен кто-то, чтобы…
Корд шагнула назад.
– Вот! Вот оно! В этом все дело! Я ни в ком не нуждаюсь! На самом деле мне вообще никто не нужен! – Она смотрела на него, и слезы текли по ее щекам. – Я не хочу больше быть с тобой. Я хочу быть сама по себе. Мне нужно… Мне нужна свобода делать, что я хочу. Прости, Хэмиш. Голос…
– Голос – это не все в жизни. Это не живой человек, и он не сможет полюбить тебя.
– Господи, какое клише! Неужели ты не видишь, Хэмиш, милый… – Это доброе угловатое лицо перед ней, густые волосы песочного цвета, вихор, торчащий не в ту сторону… Она вытерла нос рукавом, опустила глаза и прокашлялась. – Профессор Мацци как-то сказал, что, если ты хочешь и дальше заниматься пением, ты должен навсегда расчистить место за столом для своего голоса. И я это сделаю. Это все значит для меня.
– Все? – Его голос прозвучал опустошенно.
– Все.
Он протянул к ней руку, но потом уронил ее, и они еще долго стояли и молча смотрели друг на друга на залитой лунным светом серебряно-темной улице.
На следующий день в восемь утра Корд поднималась по широким ступеням Альберт-холла, высматривая дверь номер одиннадцать. Утро выдалось теплым, но она все равно обмотала шею шарфом. За дверью ее ждали профессор Мацци и сэр Брайан Линтон, директор Променадных концертов. Увидев ее, они вскочили и бросились горячо ее приветствовать.
Сэр Брайан сжал ее руки.
– Моя дорогая Корделия, – сказал он. – Надеюсь, вам удалось поспать.
Корд улыбнулась:
– Немного. Боюсь… Боюсь, я не смогла заснуть.
– Это не важно. Удивительно, если бы смогли. Теперь пройдемте с нами, моя дорогая. Оркестр ждет.
И они пошли изогнутыми коридорами огромного круглого здания, прибавляя шаг.
– Не все смогли вырваться сюда в столь ранний час, и у нас не так много времени – нужно подготовить концертное оборудование. Ну, вот мы и пришли.
Он открыл пару дверей, и они спустились вниз бесконечными рядами красных бархатных сидений, через открытую зону для промеров, и Корд засмотрелась на «грибы» – огромные акустические диффузоры, свисающие с высоченного потолка, словно летающие тарелки.
– Что-нибудь слышно от Изотты Чианфанелли? – спросила она.
Сэр Брайан покачал головой.
– Ни черта. Моя дорогая, я полон надежд, что она придет в себя и сумеет появиться сегодня вечером, но мы не можем быть ни в чем уверены-никто не слышал о ней ни слова с того момента, как она приехала, а это было два дня назад. Боюсь, она очень на нас злится.
Впервые заговорил профессор Мацци.
– Она-артистка. Такое поведение в их стиле.
Он протянул Корд руку, и та поняла, что они достигли края сцены – места, где ступеньки вели наверх – туда, где будет стоять она. Корд последовала за мужчинами на сцену, и оркестр принялся аплодировать и стучать смычками по пюпитрам, пока сэр Брайан не призвал к тишине.
– Мы не знаем, сможет ли мисс Сианфанелли петь сегодня вечером, – сказал он. – А ее дублер, как вы можете знать или не знать, находится дома со сломанной лодыжкой. У Променадных концертов есть хорошая традиция дебютировать с новыми артистами. Мы попросили мисс Уайлд присоединиться к нам и спеть партию графини в «Женитьбе Фигаро». Она только что закончила Королевскую музыкальную академию и несколько раз исполняла там аналогичную роль, но тем не менее мы просто обязаны попросить вашей снисходительности. Большое спасибо за вашу поддержку!
Зал еще немного поаплодировал. Глаза оркестрантов рассматривали ее: кто-то застенчиво, кто-то с откровенным любопытством.
Дирижер Пьер Бессон кивнул.
– Моя дорогая, для меня большая честь дирижировать во время вашего дебютного Променада. – Он снова повернулся к оркестру. – Я слышал, как эта девушка пела графиню раньше, в Академии, и я уверен, что она станет одной из величайших певиц своего возраста. Если, конечно, будет продолжать… – Из зала раздался восхищенный шепот. – Мы попали в невероятную ситуацию, но сделаем все, что необходимо. Спасибо за столь ранний визит для репетиции. – Он постучал палочкой, профессор Мацци пожал ей руку, и они с сэром Брайаном словно растаяли в воздухе.
– Это музыкальное представление, поэтому здесь нет режиссуры. Но если бы кларнеты могли подчеркнуть походку мисс Уайлд, как мы договорились, я был бы очень благодарен. И в конце Sull’Aria помните, что мы все еще allegretto, а не rallentando, поскольку мисс Уайлд не замедлится… Вы обычно замедляетесь в конце вот здесь, прежде чем мы возвращаемся к речитативу, мисс Уайлд? Мисс Уайлд?
Но Корд осматривала огромный викторианский зал, воображая, что он заполнен людьми, видя их лица, ожидающие, когда она откроет рот и запоет. Чувство покалывания, влажная, удушливая паника, – все, что она чувствовала раньше, каждый раз, когда Хэмиш говорил о встрече с его родителями, или с ее, или о том, что неплохо бы съездить на выходные к Бену и Мадс, или даже о том, что им пора съехаться и жить вместе – все это исчезло. По правде говоря, все разрушилось, как только она заглянула в окно паба прошлой ночью и увидела отца, целующего в углу «Пьяной луны» какую-то девушку. Корд знала, кто это-молодая актриса, дочь старого папиного друга, получившая роль леди Энн, жены монарха в «Ричарде III». Еще она была на двадцать пять лет моложе папы. Конечно, иначе быть не могло…
Казалось, его не особенно волновало, где он находится – что публика в том прокуренном, грязном пабе – сплошь вдрызг пьяные офисные работницы в белых рубашках и с красной помадой, да яппи в мешковатых костюмах. Она видела, как руки отца двигались по телу Джорджины, скользили под ее одежду, возвращались, держали ее за лицо, когда они страстно целовались. Корд видела, как какой-то мужчина у бильярда ткнул локтем в бок своего приятеля, и оба улыбнулись. Она знала, что они не узнали его. Она знала, что они смеются над этим пьяным растрепанным мужиком, тискающим молодую женщину на публике.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
