– Попробуй-ка поставь машину на стоянке председателя совета племени.
– И дела по опеке. С ними столько хлопот. Ты же сам говорил. У тебя власти ноль, папа! Большой круглый ноль. Ты ничего не можешь сделать. Тогда зачем пытаться?
– Ты сам знаешь, зачем.
– Нет, не знаю, – заорал я и пошел посидеть с мамой. Но когда я к ней вошел, то понял, что это бесполезно. Она смотрела невидящим взглядом на дверцу холодильника и, когда я шагнул к ней, сказала тихим отрешенным голосом:
– Вот и ты, Джо.
Когда вошел отец, она встала и медленной опасливой походкой двинулась вверх по лестнице, а он держал ее под руку.
– Не оставляй ее одну, пап! – испуганно попросил я, когда он спустился вниз. Но он даже не взглянул на меня и ничего не ответил. Я стоял перед ним как дурак, опустив руки.
– Зачем ты это делаешь? – спросил я, не выдержав. – К чему стараться?
– Ты хочешь знать?
Он подошел к холодильнику, порылся в нем и вытащил что-то из глубин верхней полки. Принес на стол. Это была одна из несъеденных запеканок тети Клеменс в противне и так долго оставалась там, что лапша высохла и почернела, но все это время противень стоял около змеевика у задней стенки, и запеканка подмерзла, поэтому и не стухла.
– Почему я не опускаю руки? Ты хочешь знать?
И со свирепым стуком он перевернул окаменевшую запеканку вверх дном и бросил на стол. Поднял противень. Дно запеканки было покрыто белым пушистым инеем, а сама запеканка сохранила продолговатую форму. Отец подошел к кухонному шкафу и достал коробку со столовыми приборами. Я решил, что он таки спятил, и наблюдал за ним, сумев выдавить только:
– Пап?
– Я хочу наглядно показать тебе, сынок.
Он сел за стол и помахал передо мной двумя вилками. Потом с предельной сосредоточенностью положил на застывшую запеканку два больших разделочных ножа, а потом стал аккуратно водружать на них вилки, укладывая одну на другую, потом ложку, хлеб для масла, половник, металлическую лопатку, пока не выстроил из столовых приборов нелепую конструкцию. А сверху он положил еще четыре ножа, которые у мамы всегда были идеально наточены. Это были дорогие ножи из нержавеющей стали с деревянными рукоятками. Он уложил их на башню из столовых приборов так, чтобы они держали равновесие. Потом откинулся на спинку стула и почесал заросший подбородок.
– Ну вот, готово, – изрек он.
Должно быть, вид у меня был испуганный. А я и был испуган: он вел себя как безумный.
– Что это, пап? – осторожно поинтересовался я: так задают вопросы буйным психбольным.
Он чесал свою редкую седую бородку.
– Это индейский закон.
Я понимающе кивнул и стал разглядывать конструкцию из вилок, ложек и ножей над прогорклой запеканкой.
– Так, пап…
Он указал на засохший фундамент своей конструкции и поднял брови.
– Гнилые решения, да? Ты же заглядывал в старый справочник Коэна. Ты станешь юристом, если не попадешь в тюрьму. – Он поковырял заплесневелую черную лапшу. – Возьмем дело «Джонсон против Макинтоша». 1823 год. Соединенным Штатам всего сорок семь лет, и по всей стране у индейцев отнимают землю с поспешностью, достойной ловли блох, прибегая к самым замысловатым ухищрениям. Спекуляции землей – это же фондовый рынок тех лет. Все в это втянуты. Джордж Вашингтон, Томас Джефферсон, а также председатель Верховного суда Джон Маршалл, автор решения по этому делу, заработавший на нем целое состояние для своей семьи. Формирующееся правительство не в силах контролировать безумные махинации с землей. Спекулянты приобретают права на владение земель, принадлежащих индейцам по договору, а также земель, которыми все еще владеют и которые занимают индейцы. Белые в полном смысле слова возлагают все свои надежды на эпидемию оспы. Учитывая, сколько потрачено на неприкрытые взятки, чтобы довести это грязное дело до суда, дело, которое инициировал не кто-нибудь, а сам Дэниел Уэбстер, суд принял поразительное решение. Но возмутительным было не само решение, а его побочные формулировки. Судья Маршалл из кожи вон вылез, чтобы лишить индейцев всех прав собственности на земли, увиденные – то есть «открытые» – европейцами. Он, по сути, поддержал средневековую доктрину открытия новых земель для правительства, которое, как все полагали, строилось на принципах прав и свобод личности. Маршалл закрепил абсолютное право собственности на землю за правительством, а индейцам даровал лишь право проживания, право, которое можно отобрать в любой момент. Вплоть до сего дня его формулировки используются для продолжающегося лишения нас наших земель. Но что особенно претит любому мыслящему человеку сегодня, так это формулировки решения, то, что использованные в нем обороты все еще актуальны и сейчас и закреплены в законе: что мы, мол, – лесные дикари и что оставить нам наши земли означает превратить их в бесполезную территорию дикой природы, а наш характер и наша религия настолько убоги, что должно быть признано безусловное превосходство над ними европейского духа, и так далее, и так далее.
Вот тут я сообразил и ткнул пальцем в нижний уровень причудливой конструкции.
– Думаю, это дело «Одинокий волк против Хичкока»[22].
– И дело племени ти-хит-тон.
Я спросил отца про первый нож, который он бережно положил на запеканку в качестве опоры.
– «Вустер против штата Джорджия». Эта опора будет попрочнее. Но это… – тут отец ткнул концом вилки в самый противный кусок тухлой запеканки, -…это я бы отменил, не раздумывая, прямо сейчас, если бы обладал силой шамана из вестерна! «Олифант против племени сквамиш». Он потряс вилкой, и мои ноздри унюхали гнилостную вонь. – Это решение лишило нас права преследовать в судебном порядке неиндейцев, совершивших преступление на нашей земле. Так что даже если…
Он осекся. И я решил, что мы сейчас выбросим эту тухлятину и вымоем приборы, но нет.
– …Так что даже если бы я мог предъявить Ларку обвинение…
– Ясно, пап, – сказал я, притихнув. – Но зачем ты вообще этим занимаешься? Почему ты тут остался?
Запеканка оттаяла и начала оседать, испуская волны вони. Отец сложил из столовых приборов новую конструкцию рядом с запеканкой. С особой осторожностью он обошелся с мамиными острыми ножами.
– Вот это, – он кивнул на ножи, – решения, которые я и другие судьи племени стараемся выносить. Неоспоримые решения. Без случайных особых мнений. Все, что мы делаем – не важно, насколько мелкими являются эти дела, – должно быть выполнено так, чтобы комар носа не подточил. Мы стараемся подвести прочную базу под наш суверенитет. Мы стараемся чуть-чуть раздвигать рамки дозволенного, шаг за шагом переступать границы. Наступит день, и наши дела будут изучаться Конгрессом, который примет решение о том, надо ли расширить нашу юрисдикцию. Такой день наступит. И мы хотим получить право преследовать по закону преступников любой расы на любой территории внутри границ наших исконных земель. Вот почему я стараюсь безупречно вести дела в своем суде, Джо. То, что я делаю сейчас, делается ради будущего, хотя эти дела кажутся тебе незначительными, тривиальными или скучными.
