Зверь же снова стрекотнул прямо в ухо, чуть оглушив, ловко перебрался с правого плеча на левое. Опять что-то высказал, очень напоминающее матерную тираду.
– Давай вали уже, освободили тебя, вот и будь свободным! – Возиться с ним не хотелось. Да и кто это вообще такой, что он ест, как за ним ухаживать?
Но тот никуда не собирался, наоборот, вцепился лапами, напоминая истину Экзюпери про ответственность за тех, кого приручили, или еще за что-то, а может, великий писатель вообще ничего такого не говорил. Однако не зря всегда отмечала Светка, что меня любили всякие звери и дети. Жаль, что бескорыстно только они. Остальных же отчего-то интересовали только деньги и возможности их заработать или получить с моей помощью.
– Укусишь, здесь оставлю! – пригрозил я, гладя голову зверька, он или понял речь, или руководствовался чем-то другим, но агрессии не проявлял. – Ладно, возьму тебя с собой, животное. Имя пока не заслужил.
Тот только прищурился, да так хитро-презрительно, мол, кто бы тебя еще спросил, человечишка?
* * *
Личный автомобиль – это свобода. Свобода от всего. Так, по крайней мере, утверждали многочисленные рекламные ролики. Вот только я ни капли не чувствовал «всеобъемлющего восторга». Да и особого подъема настроения не наблюдалось. Может, дело было в том, что вперед не убегала за горизонт пыльная лента дороги или не рассекала мир на две половины черная блестящая асфальтовая полоса, а маячил грязный, в пулевых отметинах, вмятинах и царапинах усиленный, шипастый, бронированный зад «Урала», отлично вписывающийся в помертвевший городской пейзаж.
Чернели хищные провалы окон, казалось, что там, в глубине, обязательно притаился кто-то злой и вооруженный, наблюдающий за нами, взвешивающий на своих весах, стоит или нет тратить заряд к «РПГ» или винтовочный патрон. И пока нас спасала банальная алчность этого анонима. Мелькали брошенные тут и там автомобили, часто образующие пробки, которые мощный грузовик, куда там ледоколу, вальяжно раздвигал в стороны, чуть снижая скорость. Яркими завершающими мазками в общей картине наставшего апокалипсиса служили выбитые стекла витрин, мусор, таскаемый ветром, недоеденные человеческие останки да белеющие кости на тротуарах и проезжей части.
Сама атмосфера давила, плющила, заставляла постоянно вертеть головой, озираться, всматриваться в боковые зеркала. И нет-нет, а казалось, что там, когда ты отрываешь взгляд, мелькает что-то недоброе, злое.
Разница в ощущениях и восприятии, когда ты двигаешься точно по таким же улицам, но в окружении других людей, на которых можно положиться, вооруженных и закаленных Ульем, и когда ты перемещаешься один, на свой страх и риск, была огромной. Даже непомерно огромной. Все-таки человек существо социальное. Как там? Вместе и батьку бить веселей? Абсолютно точно. Сейчас же нервы натянулись струнами, готовые взорвать тело зачастую дурацким действием, ведущим к гибели. Например, вдавить газ вместо тормоза или, наоборот, тормоз вместо газа. Идея о личном автомобиле уже не казалась столь здравой. Но… Я понимал – это дело привычки, а вырабатывается она практикой, и только практикой.
В царившей вокруг тишине звук двигателей двух мощных машин был слышен, наверное, за десятки километров. Он, отражаясь от стен домов, в одночасье ставших безжизненными, разносился повсюду, проникал в каждый уголок, кричал, верещал, восторженно и призывающе: «Кушать подано, господа!» Осталось только дождаться, кто прибудет первым на зов – зараженные или загадочные атомиты, а может, и все вместе.
Еще ощутить себя свободным в полной мере мне мешал ствол крупнокалиберного пулемета, который сноровисто вертелся на турели, часто посматривая на водительское место «Фораннера». Отчего порой холодок нет-нет и пробегал по спине. Малыш или действовал по приказу Герды, нагоняя жути и показывая, что я под присмотром, или развлекался, мстя за прокушенные горностаем пальцы. Словно соглашаясь с моими мыслями, стрекотнул зверек, обследовавший сейчас приборную панель. Видовую принадлежность животного определила с ходу командир.
– Ого! И где это вы взяли горностая? – впрочем, это был риторический вопрос, не требующий ответа. – Да какой ты у нас больсуссий… Ох ты моя рыбонька, моя лапочка…
Зверек без всякой опаски перебрался на руку девушки. Она же, не обращая внимания на мое изумление, тискала горностая, почесывала его, гладила.
– И кто тут у нас? Мальчик или девочка? – Она перевернула животное, и я ожидал, что зверь куснет командиршу, но ему, судя по довольной морде, такое внимание нравилось. – Мальчишка! Какой большой мальчик, какая лапочка… Как его зовут?
Герда обернулась ко мне, я лишь неопределенно пожал плечами. Не лезло ничего в голову. Хотя Хеку почти сразу кличку придумал, надо и этого окрестить. Только как? Муся? Да за такое имя он мне ночью глотку перегрызет. Зубы хоть и небольшие, но дурное дело не хитрое.
– Вжик, – вспомнилась быстрая и опасная, но легкая и изящная муровская стелсерша, бывшая первым человеком, которого я убил в Улье. Цемента к роду людскому я не относил, мразь еще та.
– А неплохо, – одобрила Герда. – Быстрый, ловкий Вжик! Вжикуля ты мой… Лапочка…
Горностай довольно стрекотнул, а потом что-то свистнул, типа хватит с меня ваших телячьих нежностей, и опять забрался мне на плечо, откуда хитро поглядывал. Нарекая животину, мне еще и поговорка сразу вспомнилась: «Вжик – и ты больше не мужик», это я уже прикидывал боевое применение рыжего. С алабаем было все ясно – боец, сторож, а это недоразумение? Сплавить его командирше? Использовать как охранника? Не знал я их повадки. С собаками понятно, и как сигналы подает, и как реагирует. А этот зубастик?
– Какие мы гордые, ну ладно, будь с папочкой, – поцокала языком девушка, напоследок почесала пальцем подбородок питомца, а затем вполне добрая улыбка исчезла с лица, глаза вновь стали злыми, оценивающими.
– Выдвигаемся! Люгер, пристраиваешься в хвост, дистанция от десяти до двадцати метров. Все, поехали, рванина!
Двигатель уже прогрелся, поэтому я плавно вырулил из гаража и пристроился за «Уралом». Горностай радовался, он за первую минуту обежал весь салон, все обнюхал, а сейчас приступил к тщательным и планомерным исследованиям. По мне лучше кот. В башке того хотя бы вполне понятные человеческие мысли – пожрать, потрахаться, развлечься, поспать и как можно меньше поработать. Этот же зверюга на месте не сидел от слова «совсем». Суетился, пищал, стрекотал, посвистывал, пыхтел, шумел, гремел. Нет, надо его Герде подарить. Как вспомню, какая собака была, глотки рвала, меня слушала, а в итоге… Столько дел уже накопилось, столько всего наворотил. Еще за Хека не раздал долги. Или раздал?
Чем ближе к центру, тем больше встречалось магазинов. Бытовая и компьютерная техника, одежда гламурная, повседневная и специальная, продуктовые супермаркеты и бытовая химия – заходи, бери все, что сможешь унести. Открытая дверь «Сбербанка»…
До четырнадцати лет у меня и у приятелей часто мелькали такие мысли: вот бы все люди исчезли, а машины, магазины, квартиры, таящие несметные богатства, остались. Такие фантазии, как и про найденный пухлый кошелек с «миллионом долларов», довольно часто рождались в наших головах. Скорее из-за того, что по сравнению с сегодняшними детьми у нас всего было мало. Мало перспектив, мало возможностей, мало игрушек, вечно хотелось сладкого и жрать.
