Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
Слишком много нейронов. Моя голова кружится, когда я задумываюсь о последствиях подобного. У каждой панели есть несколько датчиков, которые считывают данные с тела своего носителя: уровень сахара в крови, выброс гистамина, количество гормонов, количество клеток, просачивающихся в наш желудок каждый час. Показания с этих датчиков поступают по отдельным каналам, и их можно посмотреть в ВР, но невозможно сравнивать статистику, которая появляется перед глазами, с тем, чтобы фактически воспринимать эти показатели. Люди, подобные Зиане, вырастали, зная о человеческом теле больше, чем какой-либо ученый, просто прислушиваясь к нему.
– Это невероятно.
– По-моему, Лаклан считал так же. Он часто работал с Зианой, но она плохо ладила с остальными. Она всегда была… странной. Она почти не разговаривала и большую часть времени проводила в медицинской палате.
– Почему?
Коул не отвечает, и я внезапно осознаю, почему он не хотел говорить о Зиане. Самый простой способ проверить, что кто-то чувствует функции своего тела – это повредить или нарушить их работоспособность. Подтолкнуть к пределу возможностей. Изогнуть их, пока они не сломаются.
Лучший способ проверить умения человека выжить – попытаться убить его.
Я закрываю глаза. Я видела шрамы на груди Коула, но не позволяла себе думать о том, как он их получил. Папины исследования были не просто бесчеловечными, он намеренно проводил их. Он пытался подтолкнуть этих детей как можно ближе к пределу возможностей, чтобы посмотреть, что нового он узнает, когда они развалятся на куски.
Я открываю глаза, пытаясь сдержать ярость, которая охватила мое тело.
– А какая мутация у Цзюнь Бэй?
Коул оглядывается, но я не открывала ее папку. Я не хочу видеть выражение его глаз, когда он увидит ее фотографию. Меня закружил шторм… ярости, отвращения и страха. И мне не хочется добавлять к ним ревность.
– Мы так и не выяснили, какая у нее мутация. Или она просто никогда не говорила мне об этом. Что бы там ни оказалось, это было неочевидно.
– А у тебя?
Он поджимает губы.
– Моя мутация вызывает сильную реакцию на нейронные алгоритмы гентеха.
– Типа блокираторов памяти?
– Нет, типа настоящих нейронных алгоритмов гентеха. Кодов, которые работают внутри мозга.
– Я думала, что нам еще лет десять не достичь подобных технологий.
– Ну, думаю, Лаклан опередил свое время.
– Вау.
Я откидываюсь на спинку, наблюдая, как дождь отскакивает от лобового стекла. С момента изобретения панелей навязчивой идеей любителей теорий заговоров был код, который влиял на мозг людей. Они считали, что если можно изменить кожу людей, то можно изменить их сознание, а значит, через какое-то время наши мысли начнут контролировать.
Но после многолетних исследований и бесчисленных испытаний на приматах ученые выяснили, что это слишком сложно.
Проблема в том, что наш мозг не похож ни на один другой орган. Наши мысли и воспоминания хранятся в виде миллиардов крошечных цепочек, а значит, важны не сами клетки, а их структура. То, как они устроены, как связаны между собой. Остальные части тела намного проще: если вы измените ген, отвечающий за выработку меланина, то ваши веснушки исчезнут. Хочется мускулы побольше? Просто вырастите еще несколько мышечных клеток. И большинство алгоритмов гентеха так же просты. Искусство кодирования заключается в том, чтобы найти самый безопасный и изящный способ внести эти крошечные изменения.
Но мозг – это миллиарды нейронов, и их структура уникальна у каждого человека. Если вы хотите изменить чей-то мозг, то вам нужно составить схему этих связей, а мы даже не знаем, как это сделать. Составление схемы каждого нейрона – такая же трудная задача, как создание совершенно нового мозга, и я даже не думала, что мы близки к этому.
– Что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю я. – У тебя есть алгоритм, который контролирует твои мысли?
Коул смеется. Это глубокий, раскатистый смех, и от этого звука сотрясается напряженная атмосфера, которая висела между нами последние несколько часов.
– Нет, все совсем не так.
– А как? – Я ерзаю на сиденье и наклоняюсь к нему, осторожно двигая раненое колено. – Эти коды перестраивают нейроны? Как они обрабатывают вычисления?
– Речь не о контроле мыслей, – говорит Коул. – Ничего подобного. Все намного проще. Это обнаружилось, когда Лаклан перенастроил отключенные участки моего генома и заметил, что мое поведение немного изменилось.
Я закрываю глаза, стараясь не думать о риске, на который пошел папа, когда решил использовать алгоритм, нацеленный на отключенные участки ДНК Коула. Это могло убить его. Могло свести его с ума. Это генетически эквивалентно тому, как если бы вы решили накормить ребенка какими-то химикатами, чтобы посмотреть, что произойдет.
– И что же он обнаружил?
Коул смотрит на меня, и впервые с начала поездки мы встречаемся взглядами.
– Скажи мне, почему ты решила закачать вредоносный код в колено, чтобы закрыть шлюзы?
Я провела рукой по повязке на ноге.
– Это показалось мне правильным.
– Ты обдумала это решение и взвесила все «за» и «против»? Или просто следовала инстинктам?
Я вспоминаю «Хоумстэйк» и как воткнула кабель в колено, не оставляя себе времени на раздумья.
– Думаю, по большей части мною двигал инстинкт.
Он кивает:
– Ты хотела защитить людей в этом бункере. Это инстинкт, Кэт, и настолько глубокий, насколько это возможно. Инстинкт защиты других встречается часто и может подавить все остальные при необходимости. Мы рождаемся с ним, а значит, он хранится в нашей ДНК. Наши осознанные мысли и воспоминания создаются на протяжении всей нашей жизни, но инстинкты – нечто другое. Они заложены в нашей генетике. И именно поэтому поддаются кодированию.
Я прикусываю губу, когда начинаю понимать, к чему он ведет. Если наши инстинкты заложены в генетике, то однажды мы сможем переписать их. Но сначала нам нужно найти гены, которые контролируют их, что практически невозможно. Даже изучение детей с отключенными генами не может этого гарантировать. Если ребенок боится темноты, это происходит из-за закодированного инстинкта или из-за того, что кто-то просто напугал их? На протяжении веков ученые пытались разделить влияние генов и опыта на нашу личность. Природа против воспитания.
– Так значит, ты не запрограммирован на защиту? Это инстинкт?
Коул кивает:
– Защитный инстинкт стал первым, который Лаклан обнаружил во мне. Он активировал один из моих генов кусочком кода, когда мне было восемь лет, после чего я схватил медсестру, которая пыталась взять образец крови у Цзюнь Бэй. Код не изменил чьего-либо поведения, но заставил мозг загораться словно фейерверк. Твой отец понял, что, если он изменит гены, которые связаны с моими инстинктами, в ответ на это они начнут срабатывать. Лаклан активировал набор генов в клетках моего мозга, и я внезапно стал бояться воды. Он деактивировал их, и страх исчез. Это не срабатывало на других, но для меня это казалось щелчком переключателя. Он мог заставить меня ощутить страх или желание защитить кого-то, просто запустив несколько строчек кода.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
