— Девка! Поди сюда, сейчас же поди!
— Хворая я, прилягу… — бросила через плечо Фекла и скрылась за дверью.
Страх, куда больший, чем привычное опасение разозлить Аксинью, наполнил ее до краев, и не было средства, чтобы утолить его. Завтра — скрипели половицы. Завтра — шумел воздух, который с трудом проходил через перехваченное горло. Завтра — скрипнула кровать, когда Фекла рухнула на нее, чтобы никто не услышал, как она плачет.
Не услышали. Быстро стемнело, дом молчал, молчали жители его, укутавшись в ворох бед своих и тревог. Фекла поднялась с постели, обтерла лицо, вдохнула глубоко, прогоняя слезы, подхватила сверток с хлебом и выбежала прочь из спаленки. Лежащая на своей кровати Стешка проводила ее долгим тоскливым взглядом.
Это потом Фекла поняла, что все они знали. О побегах ее в ночи, о терзаниях, а может, и мечтах. Знали, посмеивались, закрывали глаза: мол, пускай позабавится девка, недолог век ее забавам. Время выходило этой ночью. Фекла выскочила во двор, вдохнула прелый запах пришедшей осени. Хлев темнел в стороне. Ей отчаянно хотелось броситься туда, не теряя ни секунды. Но другая ее часть, смирившаяся со скорой разлукой, медлила, растягивая предвкушение последней встречи, как последний глоток терпкого меда.
— Не ходи. — Глухой голос Демы она услышала раньше, чем разглядела во мраке брата. — Не нужно сегодня, останься дома.
Сил прикидываться глупой курицей не осталось. Фекла вцепилась в резные перила, чтобы обмякшие вмиг ноги не подвели ее, и покачала головой.
— Я совета у тебя не просила.
— А я и не советую. — Демьян шагнул к ней — горячий, живой, родной до боли. — Это я так прошу. Не ходи к нему сегодня…
И Фекла тут же сникла, замерла в одном шаге до объятия.
— Так последняя же… Ночь. Завтра Батюшка…
Демьян смотрел на нее черными глазами. То ли злился, то ли печалился. То ли сочувствовал. Тошнота поднялась к горлу, Фекла обхватила шею, сглотнула горечь.
— Что? — прохрипела она. — Говори.
— Не завтра, — коротко бросил Дема. — Он уже вернулся. Хозяин наш.
Крыльцо опасно закачалось под ногами. Фекла почти не слышала брата, так оглушительно стучала в ушах кровь, но слова легко читались по губам.
— Пришел и тут же увел чужака в лес. Сразу, как стемнело.
— Почему? — не спросила, подумала Фекла, но брат разобрал.
— Ведьма старая тебя в хлеву видела… и вчера видела, и неделю назад. — Опустил на плечо тяжелую ладонь. — Она все здесь видит, все знает… и Батюшке рассказала, как только он вернулся. Я сам не слышал, Стешка из окна их разглядела, Поляше рассказала, та у тетки Глаши дозналась…
Он все бормотал и бормотал, но Фекла больше не слушала — она судорожно собирала мысли в одну песчаную кучу, готовую засыпать ее саму, только дернись неловко. Батюшка увел Петю на закате. Пока она оплакивала свою несчастливую судьбу, как последняя тетеря, они уже шли прочь. Оглядывался Петя напоследок, искал ее в слепых провалах окон?
Зубы впились в губу, кровь потекла по подбородку. Фекла смахнула ее ладонью, вскинула глаза на брата. Тот смотрел с жалостью, но не тревожась: уверен был, что эту беду Фекла выплачет и забудет. А сам уже нетерпеливо топтался на крыльце: скорей бы утешить дуру да уйти в дом. Туда, где ждет его другая. Нужная, желанная, ставшая роднее родной. Фекла отступила, смахнула с плеча ладонь брата, сощурилась зло.
— И ты все знал? Про Аксинью, про Батюшку? Знал ведь?
В ответ только ветер прошелестел листвой по пустому двору.
— Пока за столом сидели, пока тетку свою тискал, знал?
— Может, и знал, — нехотя проговорил Дема. — Да что с того? Сколько их было, Фекла? Безумцев, беглецов. Сегодня этот, завтра тот. Чего ты привязалась-то? Чего взъелась?
Он и правда не понимал. Фекле стало смешно. Горький смех, похожий на карканье вороны, почти сорвался с губ, но она лишь прикусила их еще сильнее. Солонота потекла в рот.
— Не поймешь ты, Демушка, чего я взъелась. — Отошла еще чуток, к самому краю первой ступени.
— Нет, ты скажи! — Густые брови встретились над переносицей, зверь в Демьяне начинал злиться. — Что тебе с чужака этого?
— А может, я люблю его, Дема! А? — Фекла посмотрела на брата с чужим ей, неизведанным чувством злого превосходства. — Что на это скажешь?
— Дура. — Оскал растянул губы. — Не такая она, любовь.
— А какая? Тетку свою трахать по темным углам?
Дема вздрогнул, как от удара. Никогда еще Фекла не пробовала говорить о том, что связывало его с Поляшей. Никогда и не думала, что скажет это так — больно, грязно, словом нездешним, привезенным из города, будто оно — грязь на подошве ботинка. Но отступать ей было некуда. Пока Дема оправлялся от нежданного удара, Фекла успела сбежать вниз по ступеням — так просто не схватишь, не остановишь.
— Не ходи… — прорычал ей Демьян, понимая уже, что проиграл.
— Ты мне, волк, не указ! — громко, не страшась и не прячась, крикнула Фекла. — Я его люблю! Люблю, слышишь? Он мне про звезды говорил!
Развернулась и побежала. Мимо пустого хлева, мимо колодца, мимо спящего курятника, где видел праведные сны петух, мимо старой яблоньки, через родовую поляну, в самую чащу за Петей своим ненаглядным побежала.
Пробираясь через орешник, Фекла не чувствовала ни холода, ни страха. Только кровь прилила к лицу, застучала в висках. Ноги скользили по размытой дождями земле, капли падали за ворот платья, когда Фекла отстраняла ветки, чтобы те не хлестнули по глазам. Она спешила изо всех сил. Батюшка же шел по лесу неторопливо, как положено Хозяину. Эта мысль грела Феклу изнутри. Что будет, когда она догонит путников, думать было некогда. Главное — не оступиться, не упасть, не опоздать, а там уже лес поможет.
Помогать лес не спешил, но и не мешал. Лишь посматривали с интересом его пытливые глаза. Белки сбегали с верхушек сосен, упуская из маленьких лапок полные семян шишки, замирали пушистыми комками, следили за бегущей Феклой бусинками глаз. Каркал ворон, то ли приветствуя, то ли предупреждая, тяжело отрывался от веток, по сторонам осыпались жухлая хвоя и сухая листва, летел за Феклой, кружил, шумел насмешливо, но та не оборачивалась. Бежала, перепрыгивая через канавы, скользила, размахивала руками, но бежала. Остановилась, лишь когда из чащи медленно вышел старый лось, — поросшая жесткой шерстью впалая грудь, узкая морда с блестящими, влажными глазами цвета дубовой коры, разлапистые рога — один отломан наполовину. Их взгляды встретились. Фекла тяжело дышала, волосы прилипли к влажным щекам. Она потерлась щекой о плечо, смахивая их. Поклонилась молча. Лось покачал тяжелой головой и скрылся во мраке. Фекла дождалась, пока еловые лапы перестанут покачиваться, и рванула вперед. Ворон опустился на сухую ветку, лежащую на земле, каркнул в последний раз оглушительно и зло и застыл, будто не птица, а вещий знак. Дурной знак.
