Военлёты радостно заулыбались и представились:
— Поручик Еретнов.
— Штабс-капитан Бацулин.
— Подбили вас?
— Никак нет, господин подполковник! Бензин на исходе. Я так понимаю, что фронт близко?
— Если Харьков рядом, господин поручик, — суховато ответил Кирилл, — то да.
Понаблюдав за тем, как вытягиваются пилотские лица, он усмехнулся невесело.
— Нынче я собираю окруженцев в отдельный батальон, чтобы бить красных в их же тылу. Получилась самостоятельная тактическая боевая группа. Можете присоединяться к нам, тогда я поделюсь с вами горючим — авиация нам пригодится. Бомбы есть?
— Имеется кое-что…
— Можете заминировать оба аэроплана и пробираться к линии фронта.
— Ну уж нет уж! — решительно заявил рыжеусый Бацулин. — Лучше мы с вами.
— «Птичек» жалко… — вздохнул Еретнов, оглядываясь на бомбардировщики.
— Тогда сделаем так. Сейчас мы вам сольём немного, а когда стемнеет, перелетите к нашей стоянке. Это недалеко, там есть старое пожарище, для посадки не хуже, чем здесь. Наши подготовят площадку и разожгут три костра треугольником, с высоты увидите, и садитесь.
— Так точно, господин подполковник!
Бурча и страдая, Саид слил толику бензина и пустил канистру по кругу — пускай все поделятся!
Вскоре баки аэропланов были полны на треть, этого хватит с избытком.
Распрощавшись с «авиаотрядом ОМСБОНа» и передав по рации приказ готовить «аэродром», на всякий случай — шифровкой, колонны двинулись к станции Навля.
Станция удивила Авинова своей пустынностью.
Колонны вышли с юго-восточной окраины — севернее, вдоль реки, не особо проедешь, а на западе — пути.
Навля была узловой станцией, чуть ли не важнейшей на Московско-Киевско-Воронежской дороге после самого Брянска, разумеется, и на тебе — никакого движения.
Только пара теплушек загнана в тупичок да маневровый паровоз пыхтит у въезда на мост через реку.
У каменного, довольно представительного вокзала слонялись двое часовых, а ближе всего к лесу, в котором затаились колонны ОМСБОНа, располагались рабочие бараки и несколько новеньких лесопилок, похожих на гигантские сараи, сбитые из свежих жёлтых досок.
К лесопилкам подходили рельсовые пути, а в сторонке громоздилась куча опилок.
— Юнус, передавай, — громко сказал Кирилл. — Бронеавтомобили занимают улицы и двигаются к путям. Т-12 следуют к складам, мотострелки за ними.
— Есть, сердар!
Всё вроде бы учёл «сердар», всё, кроме коварства большевиков.
Как только танки и броневики показались из лесу и стали разъезжаться, ворота у двух лесопилок распахнулись, и на пути медленно выехали наскоро слепленные бронеплощадки — обычные платформы, укреплённые по бортам, одна — мешками с песком, а другая — шпалами.
На каждой из бронеплощадок торчало по шестидюймовке Канэ, защищённой самодельным щитом из тонких стальных листов, скреплённых заклёпками.
Возле орудий суетились артиллеристы, и Авинов понял, что опередить их уже не получится.
— Это засада! — закричал Гичевский.
— По площадке! Осколочным! Заряжай!
— Есть!
Обе шестидюймовки выстрелили почти одновременно.
Снаряд, выпущенный со «шпальной» бронеплощадки, ушуршал в лес, зато пушкари с «мешочной» были удачливей — болванка пробила борт Т-12 и завязла в двигателе, вызвав пожар.
Из бронерешётки заклубился чёрный копотный дым. Задолбил лобовой «гочкис» и смолк.
Танкисты показались между гусениц, покидая боевую машину через люк в днище.
Они тащили с собой рацию, похожую на большой чемодан — и как только пролезла…
В следующую секунду подорвался боекомплект — люки танка вышибло фонтанами пламени, а башню свернуло набок.
— Огонь!
Т-13 вздрогнул, посылая снаряд по ближней бронеплощадке.
Фугас просвистел по-над мешками и взорвался на фальшивой лесопилке, разнося дощатые стены. Так и есть — декорация.
Соседняя «тринадцатая» оказалась метче — их снаряд разорвался на самой бронеплощадке, расшвыривая шпалы и красных артиллеристов.
«Мешочная» успела сделать второй выстрел.
И попала в самый дальний из разворачивавшихся Т-12.
Удар был страшен — чугунная дура в два с половиной пуда весом вколотилась, пробивая броню.
Башня танка подлетела на столбе огня и дыма, вращаясь, и рухнула обратно.
После такого попадания хоронить было некого — танкисты сгорели во вспышке бешеного пламени.
— Заряжай!
— Есть!
— Огонь!
Снаряд пробил по щиту, прикрывавшему артиллеристов, и взорвался, опрокидывая шестидюймовку.
Но это был ещё не конец. Откуда ни возьмись, показались три расчёта, буквально на руках выкатывавших тяжёлые 42-линейки.[96]
Броневики мигом взяли артиллеристов под пулемётный перекрёстный огонь, однако у красноармейцев и защита нашлась — со двора шпалопропиточного завода Брафмана выехала парочка танков Mk VII.
У каждого по бокам, в спонсонах, ворочались орудия калибром в два с четвертью дюйма,[97] и они тут же открыли огонь.
«Остины» мигом газанули, стремясь уйти с линии огня, но у одного из бронеавтомобилей внезапно заглох мотор.
Три снаряда тут же прилетело от красных танкистов, один срикошетил, но парочка прошибла-таки броню, подбивая «Остин-Путиловец».
— Ай, шайтан! — взревел Саид. — Там же Аташ с Сапаром!
— Саид! Влево и саженей пять вперёд!
Танк дёрнулся, рокоча гусеницами, и остановился.
— Правый «Марк седьмой»! Беру на прицел! Взял!
— Взял! — поспешно откликнулся башнер.
— Бронебойным!
— Готово!
— Огонь!
Т-13 сотрясся, посылая «горячий привет».
«Ромбус», словно предчувствуя конец, стал разворачиваться, но от попадания не ушёл — болванка просверлила его хилую броню в полдюйма толщиной и рванула.
Вряд ли трёхдюймовый снаряд смог бы уничтожить всех восьмерых членов экипажа «Марка», но тут пошла рваться боеукладка.
Танк дёрнулся и замер — стальной ромбический гроб.
Один из двух уцелевших Т-12 внёс свою лепту — развалил снарядом гусеницу уже подбитому «ромбусу».
