Алексей вспомнил, что пьяный немецкий офицер, которого завалил Сагитт, искал какого-то Фрица.
— Это тебя искал обер-лейтенант Герман Герлиц?
— Да.
— Зачем ты был ему нужен? — задал очередной вопрос Серебров.
Он смотрел на немца, мысленно решая задачу, что делать с пленным? Не тащить же с собой. Расстрелять? Ему еще ни разу не приходилось за месяцы войны ни расстреливать, ни отдавать приказ о расстреле. В разных переделках пришлось побывать, отражал атаки, дважды был в рукопашной крупной схватке, когда сошлись лицом к лицу моряки с эсэсовцами, много раз ходил под Севастополем через линию фронта в тыл врага, приводил «языков», даже тащить их на себе приходилось.
И час назад, когда брали блиндаж, не задумываясь и не сомневаясь, запросто бы прихлопнул этого ефрейтора. Но угар боя прошел, напряжение ненависти спало…
— Обер-лейтенант искал меня, чтоб уехать в Феодосию, — поспешно ответил Фриц Мюллер. — Я шофер.
— Шофер? — оживился Серебров. — А машина твоя где?
— Здесь, рядом.
Это круто меняло дело. Серебров сразу повеселел. Этот Фриц наверняка знает, почему машина капризничает. Они еще успеют! Но вслух Вадим сказал:
— Ты плохой шофер.
— Почему? — удивился ефрейтор.
— У меня поощрения от самого командира штаба.
— У тебя машина неисправная. Она не заводится.
— Без меня она никогда не заведется. Она с секретом. Чтоб никто ею не мог пользоваться. Если командир русских моряков желает, я заведу машину.
— Сейчас пойдем и проверим. — И Серебров приказал разведчикам: — Внимание, орлы! На сборы три минуты! Отчаливаем!
2
Телефонный звонок прозвучал неожиданно. Разведчики примолкли, вопросительно посмотрели на Сереброва, как бы спрашивая его о том, как быть? А телефон продолжал звенеть резко и властно.
Ввязываться в новую неопределенную ситуацию Вадиму никак не хотелось. Достаточно того, что и так потеряли массу времени с этим блиндажом. Правда, машина есть и шофер появился. Что еще надо? Отваливай поскорее и дуй напрямую к самому штабу.
Но телефон настойчиво и требовательно звенел и звенел. Не взять трубку — значит невольно вызвать подозрение и даже тревогу там, в Феодосии, в штабе. Что звонили именно оттуда, Серебров не сомневался. Кому же еще, кроме дежурного по штабу, придет в голову трезвонить по полевому телефону глубокой ночью?
Поколебавшись еще мгновение, Вадим кивнул Громову:
— Послушай! — и добавил, показав на немца: — А этому рот заткните.
Юрченко и Артавкин отвели пленного в угол и затолкали ему в рот кляп из свернутой пилотки. Алексей снял трубку, приложил к уху.
— Алло! Слушаю! — по-немецки произнес он.
— Какого дьявола не берете трубку? — послышался властный гортанный голос. — Заснули там, что ли? Я вам покажу, как спать на посту!
— Мы тут… понимаете… на улице холодно… — плел несуразицу Алексей, внимательно прислушиваясь.
— Ты что там бормочешь? Это ты, Фриц Мюллер?
Алексей обрадовался.
— Да, да!..
— Пьяный, что ли?
— Есть немножко…
— Только появись в штабе! Я тебе завтра утром яйца оторву и в твою пьяную глотку засуну! Понял, свиная рожа?
— Понял… Виноват!..
— Я с тебя три шкуры спущу, каналья! Немедленно позови обер-лейтенанта Германа Герлица!
— Его нет, он ушел в поселок, — придумал на ходу Громов.
— Куда ушел?
— В поселок. Сказал, что у него там есть хорошая знакомая…
— Слушай меня внимательно, ефрейтор Фриц Мюллер! — невидимый собеседник смачно выругался и повысил тон: — Немедленно, повторяю, каналья, немедленно разыщи обер-лейтенанта! Передай ему приказ самого коменданта, чтоб был на береговом посту и глядел в оба глаза! Со стороны Керчи по шоссе в Феодосию движется штабная машина. Ты понял меня?
— Так точно! А какая машина? Легковая или грузовая? — робко спросил Алексей.
— Легковая, дубина! И намного получше твоей! Как только она проследует мимо вашего поста, пусть обер-лейтенант сразу же по телефону сообщит в штаб. Мы ее здесь встретим. Понял?
— Так точно!
Положив трубку и крутанув ручку, чтобы дать отбой, Громов подробно пересказал Вадиму весь разговор.
Серебров потер ладонью подбородок. Как быть? Все подготовлено к поездке, а тут такое дело подваливает… Упускать не хочется. В Феодосию, конечно, надо спешить, а то поздно будет. До штурма города осталось немного. Но как там, в штабе, у них дело завяжется, пока никому не известно. Расчет лишь на внезапность и везение. Впрочем, Вадим Серебров за месяцы войны уже научился простой мудрости — не размышлять о неприятностях, которые еще не произошли. А здесь прямо в руки удача сваливается. Стоит ли упускать? И он произнес то, чего и ждали разведчики:
— Будем брать!
— А с пленным как? — спросил Григорий Артавкин.
— Что как? Связать! — по слогам произнес Серебров. — А телефонный провод перерезать.
— Мы с вами, — сказал Усман Зарипов.
— Спасибо! — ответил Серебров. — Я как раз хотел вас об этом попросить, поскольку приказывать не могу.
3
Море с еще большей силой швыряло волны на берег. Брызги перелетали через проволочное заграждение, падали на дорогу, и она тускло блестела в туманной темноте зимней ночи. Ветер свирепел. Мокрая снежная пурга летела навстречу, била в лицо, слепила глаза, забивала дыхание, старалась свалить с ног. Пронизанная насквозь морской соленой влагой, морозно холодная, она пробирала до самых костей, выдувая тепло из тела.
— Ишь как расходился штормяга! — сказал Алексей Громов, поднимая воротник немецкого плаща.
— Баллов семь, не меньше, — определил Артавкин, тоже натянувший немецкий плащ поверх бушлата.
— А может, и больше, — буркнул Петров, нахлобучивая шапку на самые глаза.
До рассвета было еще далеко. Зимняя ночь властвовала в полную силу. Море гудело и грохотало волнами о берег. Тучи тяжелыми мокрыми одеялами висели низко, закрывая звезды, лишь в крохотных разрывах в их стыках светлым пятном обозначалось сквозь серую густоту место, где пряталась луна.
Серебров расставил людей на огневые позиции вдоль шоссе и определил каждому задачу в общем плане боя. Алексею достался водитель и охранник на переднем сидении, а еще, если машина не остановится, то и задние колеса.
— Пали по скатам, — напутствовал его Серебров, — по резине.
Ждать пришлось недолго, но и за эти короткие минуты томительного ожидания Громов продрог.
«Хорошо еще, что догадался плащ немецкий взять, а то б давно промок насквозь», — подумал Алексей, всматриваясь в тускло поблескивавшую от влаги ленту дороги.
