Как хорошо, что чернила в книжке моего отца совсем размылись.
Когда я перечитывала отрывок, я видела в нем лишь обещание свободы. Я воспринимала его буквально, а не как тайное, зашифрованное послание.
Татуировки-голограммы. Приходить с миром.
Это предупреждение, призванное защитить тех, кому не посчастливится отыскать лабораторию. Предупреждение о том, что папе придется сделать, и о том, что лучше сотрудничать. Записи были картой, ведущей не только к Убежищу, но и к моему отцу. Я ожидала обрести здесь иную свободу, но думаю, мне нужна именно эта.
Мой отец жив. Жив!
И я – тоже.
Я прыгаю и лечу. Храм, папоротники, камни, тайны – все уносится прочь, оставляя лишь ветер и трепет.
Вскоре мои ноги ступают на твердую землю второго храма – логова, – скрытого среди еще большего количества папоротников, камней, тайн.
– Готова? – спрашивает Пеллегрин.
Мы стоим на крыше постройки, там, где Ава и тот мужчина – Старк – разговаривали, пока я пряталась внизу, у канала. А вот и веревочная лестница – валяется на полу, у барьера. Наверное, близко расположена и лаборатория Пелла.
– Доверься мне, ладно? – добавляет он.
Как далеко способны зайти папа и Пеллегрин, чтобы убедить Волков в своей преданности?
Надеюсь, не настолько, чтобы убить Алексу.
Ночной воздух свеж. И в то же время тяжел. Я делаю глубокий вдох и направляюсь вслед за Пеллегрином в помещение.
74
В ухе у Пеллегрина, как и у Грея, есть наушник. Пеллегрин прикасается к нему, когда мы заходим внутрь, а затем просит меня жестом немного подождать.
Вероятно, в камеру мы пока не спешим.
– У нас все чисто, – обращается он к невидимому собеседнику. – У тебя?
Лаборатория Пеллегрина совсем не похожа на место, где работает мой отец. Раньше я думала, что лаборатории должны быть белоснежными, а эта выкрашена в цвет весеннего неба и мягко освещена. Здесь располагаются три процедурных мятно-зеленых кресла и три стальных стола с одинаковыми наборами инструментов. У дальней стены тянется столешница с кучей микроскопов, пробирок, мензурок с цветными жидкостями и канцелярских принадлежностей вроде скотча и маркеров. Сама стена почти целиком скрыта за пробковой доской, к которой приколоты бесчисленные образцы папоротников, лиан и мха – и еще черт знает чего.
«Прости», – извиняется передо мной Пеллегрин одними губами.
– Как долго она в отключке?
Я начинаю прислушиваться, но продолжаю бродить по лаборатории и делать вид, что я покорный активированный экземпляр.
– Мне дать его Семьдесят Третьей?
Под «его» может подразумеваться что угодно. Как-то не хочется, чтобы Пеллегрин вкалывал мне какую-нибудь сыворотку.
Еще две стены занимают окна, выходящие на канал. Днем, наверное, открывается красивый вид. Как мило: во время операций над ничего не подозревающими невинными людьми Пеллегрин может наслаждаться тропической природой.
Пелл принимается шарить в ящике рядом с микроскопами, а я изучаю четвертую стену. На ней висят экраны – девять штук, – но с системой видеонаблюдения они, похоже, никак не связаны. На столешнице, под ними, сиротливо ютится маленькая серебристая панель управления. И в отличие от кабинета «Овна», лаборатория идеально чиста.
– Я дам ей знать, – говорит Пеллегрин и задвигает ящик до упора. – Что-нибудь еще?
Один из экранов демонстрирует трехмерную модель острова, окруженного океаном. Рядом с северо-восточным побережьем горят несколько красных точек: может, каждая обозначает человека? Здесь мы и находимся? Если да, то мы куда ближе к берегу, чем я считала.
– Барьерная проекция. – Голос Пеллегрина раздается так близко, что я чуть не выпрыгиваю из своей свежезаклейменной кожи. – Извини, не хотел напугать. – Пелл показывает на серую, окружающую почти весь остров линию. – Вот так мы и спроваживаем незваных гостей. Мы закрепили основу в восьми сотнях точек, чтобы она никуда не сдвинулась, и она проецирует свет особым образом, создавая защитный барьер. Если посмотреть на него снаружи, то увидишь безбрежный океан.
– Поразительно! – Наше плавание в лодке, когда Хоуп и Финнли внезапно заметили остров, а Алекса – нет, кажется таким далеким. – А тут что? – касаюсь пальцем нижней части экрана, где изображена синяя полоса. – Ведь острова прикреплены ко дну океана, если я не ошибаюсь?
Такое ощущение, что этот остров оторвали от земли и теперь он парит в воздухе. Если бы той ночью, когда прибыли парни, Алекса заплыла немного подальше, то она свалилась бы прямо вниз – и канула бы в неизвестность.
– Когда ты была маленькой, отец рассказывал тебе о протоклетках? – спрашивает Пеллегрин. – Об искусственных рифах, которые создали, чтобы Венеция не ушла под воду?
Киваю:
– Немного помню.
– Данный остров – один из немногих прототипов, которые мы «построили» для «ИнвайроТек», когда только начали изучать биосинтетику. Мы придумали материалы, способные самостоятельно восстанавливаться, и вырастили похожую на известняк пористую основу. Она весьма крепкая и не может разрушиться от воздействия воды. А этот слой… – Пелл проводит пальцем по экрану. – Тут мы использовали тростник, который видоизменили благодаря – представь себе! – древнему перуанскому методу. Правда, в остальном мы прибегли к современным технологиям.
Пелл перемещает палец к тонкой зеленой полоске под «днищем» острова.
– Вот кабель-трос – он удерживает нас на месте и автоматически удлиняется, чтобы остров мог подниматься вместе с уровнем моря. То есть мы, по сути, находимся на обездвиженном плоту.
Я теряю дар речи. Если мой папа гениален, то Пелл вообще невероятен.
– Простите за столько вопросов, но… что это такое? – наконец, говорю я, указывая на огромный синий треугольник. Он занимает большую часть Персидского залива и тянется до Карибского бассейна.
– Магнитное поле, – отвечает Пелл, ничуть не смутившись.
Наверное, ему не часто удается с кем-нибудь побеседовать о том, что он столь вдохновенно создал.
– Очередной способ контролировать движение судов. У наших команд имеются подробные карты, и мы прекрасно понимаем, когда и как подстроить компас.
– А люди Лонана? – Если они постоянно перехватывают корабли со шпионами Стаи, то наверняка ходят в тех же водах. – Откуда они узнали, что надо делать?
Спросив, я сама понимаю ответ.
«Нож у горла обладает удивительной способностью добывать нужную информацию», – жестко сказал Лонан, когда мы сидели на вершине мира.
– У них… свои методы, – говорит Пеллегрин.
От мысли о «темной» стороне Лонана меня начинает мутить, и я вновь сосредотачиваюсь на карте.
