Появившаяся в мае 1929 года статья Флеминга тоже не содержала особых откровений. Она называлась «Об антибактериальных свойствах культуры Penicillium и ее применении для изоляции B.influenzae» и была посвящена его счастливому открытию. Однако он лишь бегло упомянул о терапевтическом использовании пенициллина, да и то в качестве «местного антисептика». После этого, вплоть до начала 40-х годов, Флеминг только раз обсуждал медицинские свойства пенициллина в печати. Он рассматривал его как лабораторный реагент для изоляции бациллы Пфайфера, и всё. (Флеминг также использовал свой «селективный уничтожитель» в качестве стандартного диагностического теста: он наносил слюну больных заболеваниями грудной или ротовой полости на стекло, содержавшее смесь пенициллина и питательной среды, и ждал, появятся ли колонии бациллы Пфайфера.)
Летом 1929 года Флеминг прекратил исследования пенициллина и остановил работу Крэддока и Ридли. В его лабораторных записях за 1930 год нет ни одного упоминания чудесной плесени. Однако в 1931 и 1932 годах ей посвящено несколько страниц. В последующие четыре года пенициллин упоминался лишь четырежды, и всякий раз как лабораторный реагент. Затем, в декабре 1938 года, Флеминг отметил, что пенициллин можно получать в различных органических средах.
Интерес Флеминга к терапевтическим свойствам пенициллина периодически проявляется вновь. Так, некоторые его коллеги позднее вспоминали, что он рекомендовал использовать пенициллин при фурункулах. Однако его советы ограничивались лечением внешних проявлений болезней, кроме того, он продолжал избегать опытов на животных. Поэтому, даже если Флеминг и не забывал про пенициллин, как утверждают некоторые биографы, можно с уверенностью сказать, что, не будь Говард Флори полностью уверен в терапевтических возможностях пенициллина, Флеминг бы сам никогда не увидел лекарства от внутренних инфекций, созданного на основе удивительной плесени. Ему повезло в сентябре 1928 года, но еще больше ему повезло, когда его последователями стали Флори, Чейн и их оксфордские коллеги.
БИОХИМИКИ УХОДЯТ
Об отсутствии интереса к пенициллину со стороны Флеминга можно судить по его отношению к тем нескольким биохимикам, которые посчитали, что пенициллин — это интересный проект, и реализовывали его в 30-е годы. Независимо от того, что утверждали более поздние биографы, эти люди исследовали плесень не по просьбе Флеминга. Более того, они работали без его поддержки. Первая независимая группа, занявшаяся пенициллином, состояла из английских биохимиков П. В. Клаттербука, Реджинальда Ловелла и Гарольда Райстрика. В 1931 году Ловелл звонил несколько раз по телефону Флемингу и просил совета по бактериологии, но тот ни разу не упомянул важные биохимические исследования Ридли и Крэддока. В конце концов, поняв, что «плесневый сок» имеет весьма странные биохимические свойства и они потребуют длительных исследований, которые, очень может быть, не принесут никаких результатов, эта группа свою работу остановила.
Позднее Флеминг скажет, что именно та «неудача» завела его в тупик и не позволила создать пенициллин самому. Но за этими словами не стоит ничего. После нескольких месяцев упорного труда Клаттербук, Ловелл и Райстрик сумели продвинуться чуть дальше, чем Крэддок и Ридли, работавшие под необременительным руководством Флеминга. И если бы Флеминг рассказал Клаттербуку и его коллегам о неопубликованных результатах опытов, проведенных в его лаборатории в 1929 году, то биохимики смогли бы не заниматься бесполезной работой. Более того, зная об экспериментах Клаттербука, Ловелла и Райстрика, он не воодушевил их, сказав, например, что отныне передает им эстафету по крупномасштабному производству пенициллина.
Как мы уже видели, к 1930 году Флеминг потерял всякий интерес к пенициллину. Однако в 1934 году еще один биохимик, Льюис Холт, поступил в отделение Алмрота Райта больницы Святой Марии. Ему поручалось заняться причинами заболевания цингой. По совместительству он немного работал на Флеминга. Узнав о возможностях пенициллина, он, при определенной помощи от Флеминга, решил продолжить дело Райстрика и его коллег. И на сей раз Флеминг ни словом не обмолвился о работе, проведенной Крэддоком и Ридли. После некоторых успехов Холт столкнулся с трудностями, связанными с нестабильностью пенициллина и, не чувствуя поддержки Флеминга и Райта — тот так был просто уверен, что Холт тратит свое время зря, — забросил чудодейственную плесень. И тогда Флеминг никоим образом не походил на «отца пенициллина», каким его рисовали в последующих пенициллиновых сагах. Даже когда биохимики вели свои исследования по соседству с Флемингом, он сам был занят чем-то другим.
В это время Флеминга можно сравнить с собакой на сене. Неужели, не сумев преодолеть трудности самостоятельно, он не хотел облегчить путь другим? Как бы там ни было, но к 1935 году он стал убежденным сторонником комбинированного использования вакцин и сульфаниламидов при лечении инфекционных заболеваний. Когда Флори и его оксфордская команда стали публиковать интригующие результаты о полезности пенициллина, он продолжал читать лекции, в которых рекомендовал свой комплексный подход, а когда его помощь была бы очень кстати для организации крупномасштабного производства пенициллина, он проявил полную пассивность. В августе 1941 года группа Флори, доказав, что пенициллин имеет огромный клинический потенциал, билась из последних сил, чтобы убедить крупные фармакологические компании начать массовое производство препарата. Компании «Wellcome», «Boots», ICI и Листеровский институт, уже и так участвовавшие в военных разработках, должны были выделить огромные деньги на производство пенициллина, однако они не торопились это делать[11].
Стал ли Флеминг в этот момент отстаивать свое детище? Конечно нет. Похоже, что он не понимал всей важности им же сделанного открытия до тех пор, пока не вылечил пенициллином друга своей семьи.
Рассуждая о том, почему Флеминг не испытал пенициллин на подопытных животных, сотрудник Флори Эрнст Чейн смело заявил, что проведение таких опытов просто не пришло ему в голову. Это вполне понятное замечание, прозвучавшее из уст человека, который как никто понимал, что Флеминг незаконно присвоил себе лавры открывателя пенициллина. Однако с ним вряд ли можно согласиться. Эта правда — если бы группа, работавшая в больнице Святой Марии, использовала имевшийся у нее в начале 1929 года пенициллин для защиты мышей от заражения бактериями, она могла бы до конца разработать это чудо-лекарство. Однако они увидели, что пенициллин очень быстро теряет свои полезные свойства, и изменили направление своих поисков идеального антисептика, решив, что опыты с инфицированными животными будут бессмысленной тратой времени и средств.
Если бы им повезло, то Флеминг, Крэддок или Ридли могли бы сделать еще один шаг вперед, но на сей раз удача им изменила. В результате к лету 1929 года у Флеминга не было никаких оснований полагать, что пенициллин намного более эффективен, чем все антисептики, имевшиеся тогда в распоряжении клиницистов. Более того, к 1935 году он уже был уверен, что с появлением сульфаниламидов именно они будут доминировать в клинической бактериологии. Таким образом, нежелание Флеминга организовывать биохимические исследования или заручиться поддержкой врачей больницы Святой Марии объясняется его неверием в будущее пенициллина, а не излишней скромностью, как это пытаются представить его биографы.
