Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
Ладони и голова упираются в пол, ноги, согнутые в коленях, в стену. Замираем. Ждем. У мамы прилив гормонов к щитовидной железе. Я пытаюсь почувствовать разницу. Давление на мой полурезиновый череп уменьшается. Я сижу, скрестив ноги. Словно человек. Сижу по-настоящему! Здорово! Не могу удержаться и чуть толкаюсь пятками. Тело подбрасывает вверх. Не сильно. Голова тут же упирается в амнион, и меня присаживает снова. Меня вдохновляет моя попытка полета. Повторяю. Мама обхватывает меня ладонями через живот в попытке угомонить. Ей смешно. Мне смешно. Меня колышет в животе. Маму раскачивает вдоль стены от смеха. Теряем равновесие. Сползаем по стене на ковер. В позицию лежа. Теперь можно нахохотаться вдоволь! Смех как средство защиты. Интересно. Стоило маме перевернуться с головы на ноги и отсмеяться, как эмоционально гормональный ураган накрыл нас снова. С головой. Посещения доктора становятся похожи на наркотическую зависимость.
– Доктор, это правда, что даже если ребенок идет головкой, возможны сложности?
– Иногда головка обращена затылком вниз, то есть ребенок рождается личиком вверх. Это может вызывать сильные боли в пояснице во время родов. Акушерка обычно проводит сгибание и поворот головки ребенка при рождении.
– Говорят, что акушерка может использовать металлические щипцы. Они же травмируют?
– В наше время используют вакуум-экстракцию. Чашечка плотно удерживается на головке малыша за счет отрицательного давления, при потягивании увлекает ее за собой и легко снимается с головки новорожденного.
– А еще я прочитала, что с каждой схваткой приток насыщенной кислородом крови к малышу уменьшается. Что делать?
– Врач во время родов постоянно наблюдает с помощью специальных мониторов, регистрирующих показатели родовой деятельности и частоту сердечных сокращений плода. К животу роженицы прикрепляют пояс с трубками, которые улавливают сигналы сердцебиения плода. Если понадобятся более точные данные, то применим внутреннее мониторное наблюдение, прикрепив электрод к головке ребенка.
– А как мы будем знать, что он в порядке после рождения?
– К вам в родильную палату придет детский педиатр, который в первые пять минут жизни ребенка проведет оценку его состояния по шкале Апгар: характер сердечной деятельности, дыхательной активности, состояние мышечного тонуса, особенности рефлекторной возбудимости и окраски кожи.
Мы неохотно покидаем кабинет доктора. Перегревшийся мамин мозг наконец-то отказывается выискивать опасности. Ненадолго. В моем мозгу начался процесс апоптозиса. Почти апокалипсис. Параллельно размножению запущен процесс вымирания, эволюционной чистки. Я через это уже проходило, будучи еще гаметой. Тогда выжила каждая четвертая. Какова выживаемость теперь? Знание поступает отрывочно. Среди нейронов, контролирующих мышечные сокращения, гибнет половина. Критерии отбора? Неправильно образованные связи? Голодание от недостатка общения. Изгои социума. Выживших организм начинает защищать. Обертывает мембраной, как провода изоляционной лентой. Это усиливает проводимый ими сигнал, гарантируя непрерывность. Процесс продолжится все детство. Мои движения от этого постепенно становятся более точными. Координация органов чувств более четкой. Конечно, это достигается в комбинации с бесконечными повторениями и неустанными упражнениями. Так говорит доктор. А в старости начинается склероз. Оболочка нарушается, и сигнал не доходит до реципиента. Может, в мамином случае процесс уже пошел? Частично? Ее оболочки пропускают только один сигнал – опасности.
– А я буду делать кесарево.
– Но ведь это неестественно для малыша.
– Естественно это у животных. А я – человек, существо разумное. Мне надо как удобно. Ни боли, ни хлопот. Ни себе, ни малышу.
– Но ведь его врачи соглашаются делать только в случаях крайней необходимости?
– Всегда можно договориться! Вы же не наивная восемнадцатилетняя девочка.
Моя сорокалетняя мама, поддавшись на примитивную провокацию, как восемнадцатилетняя девочка, мчится обратно к врачу. Теряющий терпение доктор красочно описывает проводимый при кесаревом сечении глубокий разрез кожных покровов брюшной стенки и матки, вскрытие плодного пузыря и извлечение ребенка, накладывание жгутов и послойное восстановление целостности передней брюшной стенки. Свистящим шепотом зловеще перечисляет все возможные осложнения: инфекция, кровотечение, шок при большой кровопотере, возможность тромбов, травмирование соседних органов, возможность развития респираторного дистресс-синдрома или гиалиново-мембранной болезни. Мама, зеленея, кивает головой, едва сдерживая тошноту.
В мамино сознание, помутненное ужасами операционного вмешательства, врывается хирургический передвижной операционный стол, накрытый серой застиранной простыней. На нем едва различимо детское пятидесятисантиметровое тельце. Оно накрыто стеклянным колпаком, к которому со всех сторон подключены гофрированные трубы, идущие от обшарпанных красных баллонов кислорода ростом с человека. Это респираторные системы кислородной терапии или искусственной вентиляции легких, призванные сохранить мне жизнь. Приближается врач в голубом халате и шапочке. Лицо закрыто марлевой повязкой. В руках огромный шприц. В нем – искусственный сурфактант. Стеклянный колпак откидывается, и доктор со всего размаха пронзает хилую грудку массивной иглой. Это должно помочь мне сразу начать дышать самостоятельно. Но не помогает. Помогает маме. Кесареву – нет. Мы спасены.
Возбужденное ужасами маминого разыгравшегося воображения, Я словно наяву вижу, как эти самые легкие раскроются в моем первом крике, возвещающем о появлении на свет. Каково мое первое послание миру? О чем оно? Громогласный протест против только что произведенного насилия? Предупреждение другим эмбрионам мира о предстоящем им ужасающем шоке болевых скручиваний и сжатий? Победоносное провозглашение о первой настоящей победе – прорыве в жизнь? Благодарность? Предвосхищение конца? Страх последствий? Приветствие? И почему новорожденный впадает в самый глубокий сон в своей жизни сразу после рождения?
В маминых глазах мелькают деревья. За ними красный кирпичный забор, отгораживающий белые виллы от шоссе. Это компаунд для экспатов. Один из многих. За ним следующий. Деревья продолжают мелькать. Вдоль них тянется тротуар. На обочине лежит мотоцикл. Возле него человек. Мама вскрикивает и требует остановиться. Наша машина тормозит и начинает медленно подавать назад. Мама опускает дверное стекло. Человек оказывается женщиной. Рядом с ней валяются шлем и ботинок. Приподнявшись на локте, она безуспешно пытается вытащить застрявшую под упавшим мотоциклом ногу. Закусывает губу. Упирается свободной рукой в сиденье мотоцикла. Зажмуривает глаза и пытается снова. Рядом три китайца. Шум машин заглушают каркающие реплики.
Мамины глаза встречаются с глазами водителя. Ни на его лице, ни в глазах сочувствия нет. Есть укор. Он мысленно называет маму наивной иностранкой. Ему очевидно, что за окном разыгрывается спектакль. Женщину и мотоцикл уложили на тротуар специально. Выскочившую из машины дурочку тут же обвинят в том, что это ее машина сбила женщину. Начнут требовать денег или оплаты госпитальных счетов. Обкатанная схема. На днях даже в газете писали. Только там иностранке повезло. Инцидент инсценировали прямо под дорожной камерой. Да и упрямая она оказалась, дошла до суда. Обычно такие суды всегда в пользу местного населения разрешаются, а тут всплыло неожиданное доказательство. Фильм, заснятый дорожной камерой. Шума много было. Но, видно, ушей нашей мамы он не достиг. Опустив глаза и тяжело вздохнув, водитель открывает дверь.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
