Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
– Смотри пальцы туда не суй, потом не отмоешь, – сказала Чайлахян, и они начали размешивать зеленку в тазике.
Над кухней повис довольно резкий запах, и Чайлахян открыла окно. В окне грохотали дорожные работы.
– Ну и зачем это тебе? Вообще-то? – спросила Чайлахян, помешивая воду в тазике.
Яна задумалась.
Вообще идея выйти в город в черных ну или хотя бы в темных колготках давно не давала ей покоя.
Она даже не знала почему.
– Ну то есть ты хочешь, чтобы на тебя мужики оборачивались, приставали к тебе, да? – продолжала неприятный допрос Чайлахян.
– Ну в общем-то да, – честно призналась Кораблева.
– Ну тогда я умываю руки, – произнесла Чайлахян загадочную фразу, после чего спросила, нет ли чего-нибудь пожрать.
Зеленка все еще никак не хотела смешиваться с водой, а Кораблева уже почувствовала, что устала.
Они нарезали бутерброды с маслом и колбасой, сделали чай и молча поели, каждая обдумывая что-то свое.
– Смешалась, – сказала Чайлахян, меланхолически глядя в воду.
– Это что? – удивленно сказала Кораблева. – Это такая бледная вода?
– Это не вода, а раствор, – сказала Чайлахян. – Ну а ты чего хотела? Один пузырек на пять литров.
– Ну не на пять, а, наверное, на три.
Кораблева опять пошла в аптечку и вылила в тазик еще один пузырек. Зеленка опять медленно начала смешиваться с водой.
…Наконец наступил самый важный момент.
Вообще эластичные колготки, тем более гэдээровские (производства Германской Демократической Республики), были тогда на вес золота, стоили немереных двенадцать или даже пятнадцать рублей (на черном рынке, в туалете у Кузнецкого моста), да и в магазине недешево – семь восемьдесят, но достать их было не так-то просто, я прекрасно помню, как мои знакомые девушки буквально плакали, когда замечали спущенную петлю или если колготки, не дай бог, порвались. Это была целая трагедия.
– Не страшно тебе? – грубо спросила Чайлахян. – Вдруг испортишь?
– Ну в каком смысле испорчу? – раздраженно ответила Кораблева. – Нельзя будет носить?
– Ну да, нельзя.
– Понимаешь, – терпеливо сказала Кораблева. – Они все равно старые, ношеные. А я хочу подарить им новую жизнь!
– Ну валяй, – сказала Чайлахян, и Кораблева бросила колготки в тазик.
– Они должны вымачиваться минимум три часа, – сказала Кораблева, зачарованно глядя в зеленый раствор.
– А мама твоя когда с работы приходит?
– В шесть.
– Ну так значит, ты не успеешь, – сказала Чайлахян, которую в этот день обуял какой-то бес правдолюбия.
– Иди ты знаешь куда? – наконец разозлилась Кораблева. – Без тебя справлюсь.
Но Чайлахян не обиделась и не ушла.
– Знаешь что? – вдруг сказала Кораблева после непродолжительной, но тяжелой паузы. – А давай их на огонь поставим.
– Ты все перепутала, – сказала Чайлахян грустно, уже понимая, что ее правдолюбие – это тяжкий грех. – Варят джинсы. Ну или юбки джинсовые. Колготки отмачивают.
– Да иди ты! – опять сказала Кораблева и смело зажгла газовую плиту.
Через десять минут вода закипела.
Запахло чем-то совсем уж неприятным.
– Ну ты дура, что ли! – заорала Чайлахян страшным голосом. – Отравиться хочешь?
Они настежь открыли балконную дверь и подышали вместе. Выход на балкон был прямо с кухни. Здесь мама держала эмалированное ведро с квашеной капустой, старые кастрюли, пустые трехлитровые банки и прочие нужные в хозяйстве вещи.
Кораблева на самом деле не знала, как мама отнесется к этой ее затее. Похвалит или отругает. Закричит или засмеется. С мамой было всегда непонятно.
Перед приходом мамы они повесили колготки сушиться – прямо тут, на балконе, на бельевой веревке, защепили прищепками, и Чайлахян в последний раз оценила их нездоровый болезненный цвет.
– И охота тебе в таком? – пробурчала она, но, взглянув на выражение лица Кораблевой, попрощалась и сразу ушла.
А вечером пришла мама, колготки она заметила не сразу, но то, что с тазиком делали что-то непонятное, заметила сразу, темнело теперь рано, и цвет колготок она не определила, а когда вынесла их под электрический свет, то ахнула и долго хохотала.
Пока Кораблева делала уроки, мама снова замочила колготки и утром показала результат. Колготки были правильного темно-зеленого цвета.
– И охота тебе в таком? – повторила она вопрос Чайлахян, на что Кораблева только пожала плечами и пошла себе в школу.
В субботу (было всего два урока) они с Чайлахян купили лак для ногтей, выдавили туда два синих стержня для шариковых ручек и вместе покрасили ногти.
Ногти были почему-то черные, а не синие, как предполагалось.
Зато колготки темно-зеленые.
В метро на них смотрели, что не помешало им выйти на улицу Горького и пойти вверх – от проспекта Маркса к Пушкинской и Маяковской.
Эффект был оглушительный.
К Кораблевой в районе Пушкинской подошел мужчина в шикарной кожаной куртке, в джинсах и очках в тонкой золоченой оправе и вежливо сказал:
– Девушка, извините, можно отнять у вас ровно одну минуту?
– Да! – торжественно сказала Кораблева.
– Дело в том, – кашлянув, сказал мужчина, – что я работаю на студии Горького, и сейчас мы как раз приступаем к съемкам нового фильма – из жизни старшеклассников. У вас очень интересная фактура, не хотите попробоваться?
Кораблева молчала. Было страшно неудобно перед Чайлахян.
– Я подумаю, – важно сказала она.
– Хорошо, – быстро сказал кинорежиссер в кожаной куртке. – Оставьте мне тогда ваш телефон, я вам завтра позвоню, или, хотите, запишите мой?
– А в чем там сюжет? – неожиданно спросила Чайлахян.
Кинорежиссер как-то замялся.
– Слушайте, девчонки, – сказал он. – Ну неудобно как-то стоять на улице, обсуждать сценарий, да и сценария-то, честно говоря, пока нет, один синопсис.
– Один что? – спросила Чайлахян.
Режиссер засмеялся.
– Синопсис. Ну это так предварительная стадия сценария называется, не важно. Давайте зайдем в кафе, я вам все быстро расскажу, и вы уж тогда решите.
В кафе он быстро заказал мороженое по два шарика (Чайлахян взяла шоколадное и лимонное, а Кораблева клубничное и ванильное) и по бокалу шампанского.
Режиссер вел себя уверенно, он задавал короткие уточняющие вопросы – где они учатся, кем работают родители, скупо рассказал о сценарии – в школе ребята выпускают стенгазету, в которой критикуют своего классного руководителя, и у них начинаются неприятности, одного пытаются выгнать из школы, но за него вступается парторг, старый фронтовик… Потом они вместе едут на школьную практику в далекую казахскую степь, где спасают хлебное поле от пожара.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
