Фрагмент шифрованного дневника. Запись 2543
История четырнадцатая. Стратегия в переводе с пырского
Когда катер Бмыга вынырнул из прыжка, возле габа Уги было так тесно, что любое пилотирование в неавтоматических режимах подпадало под запрет. Сам запрет смысла не имел: габ не принимал гражданские корабли с того момента, как в центре получили сигнал бедствия, отправленный ут-габрехтом Серафимой Жук… Единственное исключение из запрета было сделано для Бмыга по личному распоряжению габрала Рыга.
Катер протиснулся в «щель» нейтрального пространства меж чудовищными по массивности армадами всевозможных «наблюдательных групп», склонных доверять, но проверять. И перепроверять. И, наконец, убедившись в отсутствии подвоха, отсылать данные на повторную экспертизу…
Саид ждал официального опекуна на пирсе. Вопреки всем бедам, он радовался, втайне от себя самого по-детски полагая: пыр справится, уж он-то не допустит худшего. Радость остро пьянила, накладываясь на вечернюю еще усталость. Тогда Саид довел себя до частичной утраты зрения от перегрузки мозга, но из упрямства не бросал попыток собрать из обломков сознание Тьюитя. Ночью Ика торжественно, на вытянутых руках, доставило цветок энна, уложило на капсулу, закрывающую наиболее пострадавшую из голов габмурга.
– Гармония, – прошелестело Ика, улыбаясь Саиду. – Отдыхай.
Это было прямое и грубое, на уровне приказа, влияние. Такое обвораживающе-заботливое, что возразить не получилось. Пришлось заснуть на целых два часа, до сигнала о прибытии катера. И вот Саид, шатаясь, добрел до пирса, чтобы прижаться к стене и старательно изгонять из взгляда мольбу о разгрузке. О подобном просить – невозможно, тем более пропала Гюль, сам Бмыг на грани срыва. Наверное. Срыв у пыра – подобного Саид еще не наблюдал и мысленно не мог представить…
Саид зевнул и старательно промассировал уши. Вроде бы это должно на время помочь взбодриться. Сколько еще ждать, кто знает? Прежде любой гость габа сам себя регистрировал. Теперь катер благонадежного в любом смысле пыра тщательно изучают два габарита со спецоборудованием и три дрюккеля из рюкла ошт. Рыг хотел лично поторопить подчиненных, но не смог. Он опять весь в бесконечных пояснениях к убийственно длинным отчетам…
Габ вибрирует тревогой. Запах беды, однажды принятый через память землянина Билли, норовит вернуться хотя бы невнятным ощущением.
Чудится невесть что: дорога во тьму, последняя дорога. Чей мысленный взор всматривается в космический мрак, чьи губы шепчут невнятные слова о воздаянии и провинности? Саид снова растер уши, чтоб они полыхали жаром. Невыносимо читать чужие мысли, а чужие ночные кошмары – это перебор.
– Гав, – жалобно выдохнул телепат. – Я на пределе, правда. Не хочешь быть чалмой, ну пристройся хоть кепочкой на макушку… Сетчатой. А то вон – «далека дорога твоя… смертной долиной идем… нет приюта и не…»
Голос сорвался. Саид ощутил озноб, ползущий по спине. Кошмар был реален и внятен. Кошмар уже не шептал, а грохотал слитным хором мыслей, подобных звеньям нерушимой цепи. Цепь наматывалась на кулак. На многие кулаки. Пальцы касались граненых, заполированных звеньев.
– Гав! – закричал телепат и побежал, спотыкаясь и слепо трогая стену.
