Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Хлопает дверь во двор. Это Джим отправляется на грузовике в свою мастерскую. Не хочу уезжать. Настроение ни к черту. Злюсь. Угрюмо смотрю в огонь, и меня бросает в жар от жалости к себе. Но тут слышу, как открывается дверь, и в нее с заговорщическим видом просовывается взъерошенная голова Эрина. Видно, он что-то задумал. Через минуту я уже помогаю ему тащить из комнаты на заснеженную лужайку огромную рождественскую елку. Ее макушка змейкой тянется по грубому следу, который остается от дерева на снегу. Ветки скользят по заснеженной земле, кое-где врезаясь в наст, поблескивающий в рассеянном свете. Мы втыкаем елку глубоко в снег, как будто она тут всегда и росла. Только я ума не приложу, зачем.
– О’кей, Мака[32], теперь мы ее сожжем! – говорит Эрин.
Ничего не понимаю.
– У нас в Америке такая традиция.
Не верю ни единому слову.
– А в Англии традиция – выносить елки на улицу, чтобы их убрали специальные службы, – говорю я. – Но я согласна. Давай сожжем!
– Тогда бегу за гелем для растопки! – кричит он.
В его идее есть элемент безумия, заразительного языческого веселья. Из дома Эрин возвращается с пластиковой бутылкой. Воздух стал теплее, лед на земле подтаял, превратившись в воду, и ее капельки стоят в воздухе, обволакивая нас туманом. В заснеженной тишине Эрин украшает елку вязкими гелевыми нитями зеленого цвета, которые свисают с ветвей, точно клейкая мишура.
– Отойди, – командует он и зажигает спичку.
Огонь с треском стремительно бежит по ветке. Поначалу это красиво: мягкий желтый свет посреди монохромной серости. Но вдруг елка взрывается фонтаном бьющего вверх пламени, и все вокруг озаряется жутким ярким светом. Приподняв брови, Эрин отходит на приличное расстояние. Теперь я смеюсь так, что еле держусь на ногах. «Боже мой, Эрин!» – кричу я. Мне кажется, он поджег весь мир: шестиметровая огненная пирамида освещает лужайку, дом, реку, дальний берег, рисует черные тени деревьев, которые еще мгновение назад сливались с сумраком. На наших лицах играет золотистый отблеск бушующего оранжевого пламени. Что мы, черт возьми, натворили! Дым смешивается с туманом, и кажется, что горит все. Елка раскалена, ее ветки спекаются, трещат и крошатся, всюду дым, а у нас с Эрином лица людей, предвидящих серьезные неприятности. «Нам сейчас только пожарных не хватает!» – кричит мне Эрин. И мы снова становимся детьми, довольными, что удалось напроказничать, но все же испуганными приближающейся расплатой.
Внезапно огонь гаснет. В снегу остается воткнутый скелет елки, который больше не кажется удивительным огненным чудовищем. Лишь тонкий ствол и несколько обгорелых ветвей, успевших повлажнеть от сырого воздуха. Смотрю на этот остов, вдыхаю дым пополам с туманом. Эрин корчит мне гримасу, и я отвечаю тем же.
– Здорово, – говорит он.
Действительно, здорово. Ритуальное сожжение, странный магический обряд. Все плохое ушло из дерева вместе с огнем. Мы смеемся по пути к дому, оставив в снегу скелет елки. В тот же день, ближе к вечеру, мы с мамой летим в Лондон. Я отвожу ее домой, обещаю вскоре навестить и еду дальше а Кембридж, а оттуда – к дому Стюарта и Мэнди. Подбегаю к воротам. Мне не терпится увидеть свою Мэйбл. Вот и она: сидит на присаде в саду, откормленная и довольная, посреди виляющих хвостами пойнтеров. Я благодарю Стюарта, что присмотрел за Мэйбл, пока меня не было. Он стоит у двери на террасе между домом и садом, и вид у него на удивление измотанный и усталый.
– Да не за что, – отвечает он. – По правде говоря, я почти ничего не делал. Свалился с гриппом. Жуть! Все Рождество провел в постели. Только кидал ей еду.
– Бедняжка Стюарт, – говорит Мэнди, подходя к столу с тремя чашками кофе и открытой пачкой печенья. – Вот уж не повезло так не повезло.
Смотрю на своих друзей, и у меня сжимается сердце. Они так помогали мне, проявляли искреннюю любовь, а я принимала все как должное.
– Спасибо вам. Огромное спасибо, – говорю я. – Я вас обоих очень люблю. Честное слово.
Пытаюсь вложить в свои слова все нахлынувшие чувства. Это не просто благодарность за ястреба. Поднявшись, хочу обнять Стюарта.
– Не заразись, – говорит он, отстраняясь.
Но я все равно его обнимаю.
Прохладным августовским днем 1939 года Уайт прячется от войны в Ирландии. Он понимает, что ему следовало бы пойти в армию, но он уговорил себя, что его бегство – это вовсе не трусость. Как солдат он никому не принесет пользы. Зато у него есть более важное дело – завершить эпическое повествование об Англии, ответив на вопрос, почему людям свойственно воевать. Именно для этого он приехал сюда, в графство Мейо, где среди рододендронов и сосен снял для работы «Шескин лодж», полуразвалившийся летний дом с застекленным зимним садом, некогда принадлежавший какому-то аристократическому семейству.
Он сидит в облезлом кожаном кресле в комнате с отслаивающимися обоями. Из открытого окна доносится гулкий звон колокольчиков, всякий раз, как привязанные соколы бьют крыльями, пытаясь вырваться на свободу со своих колод на лужайке. Его любимая птица по кличке Подружка погибла – запуталась в хранившейся в сарае сетке, которой обычно накрывают клубнику, и задохнулась. Но он уже успел обучить двух кречетов, а теперь дрессирует еще двух сапсанов: сокола Крессиду со скверным характером и нервного молодого ястреба пока без имени. Последние полчаса Уайт фиксирует в обернутом калькой дневнике мельчайшие детали процесса дрессировки. Но неожиданно он прерывает работу. Колокольчики навели его на мысль: может, все-таки стоит написать книгу о ястребах? Однажды он уже брался, но дело не пошло. Что, если снова попробовать? Это будет не такая книга, какие обычно пишут натуралисты. Это будет книга с двойным дном, думает он. Настоящая литература. И Уайт набрасывает план, который все объясняет:
«Обряды инициации, жилище колдуна, воспитывающего ловчих птиц, звуки магической тьмы, узлы некромантии. Узлы были, возможно, самыми ранними заклятиями. Два ястреба думают, что они привязаны к колодам моим волшебным искусством… Уверен, что если бы человечество не изобрело узлов, оно никогда не смогло бы представить себе волшебников».
Уайт будет присутствовать в книге в качестве сокольника, как, впрочем, и в других своих качествах, необходимых для воспитания ястреба. Сначала он станет инквизитором Торквемадой, потом чародеем-врачом, участвующим в обрядах инициации половозрелых юнцов, – его наводящее ужас присутствие в виде «демонического бога пещеры» должно способствовать проверке их мужественности. Затем он, конечно, станет Просперо, всемогущим магом, ведущим юных ястребов через все ритуалы и испытания, ибо теперь, полагает Уайт, он знает, что такое свобода и что значит взросление. Он тот, кто с помощью магии подчиняет ястреба своей воле, и он знает, что в конце книги раскроется самая главная тайна. Ястреб должен вырваться на волю. Обязательно должен. Ибо ястребу суждено «разбить чары, исчезнуть, оставить некроманта с носом – но для того лишь, чтобы понять, что за этими чарами скрывались другие, что волшебник на самом деле был святым и ему радостно, что ястреб улетел». Уайт, растрогавшись, заканчивает абзац:
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
