Дамана Уилсонс тоже отошла к более мелкой группе членов Малого Совета и штатских ученых у такого же стола в некотором отдалении от первого. Возглавив отрасль инфонетики после того, как Дулу выбросили Гештар аль-Гессинав в космос, адмирал, видимо, сочла себя обязанной попытаться спасти базу техники, которая могла обеспечить работу межзвездного ДатаНета в реальном времени. Интересы всех штатских лиц, входящих в ее фракцию, совпадали с мнением Панарха.
Правда, по разным причинам. Осри под влиянием разговора с Брендоном вспомнил утонченную Ваннис Сефи-Картано, с улыбчивой грацией переходящей от одной группы к другой на каждом светском сборище. Многие, с которыми она беседовала, были членами Малого Совета и прочими высокопоставленными лицами.
Человека, чья решимость спасти Пожирателя Солнц была самой сильной, в группе Уилсонс не было. Казалось, что отца Осри окружает пузырь того самого вакуума, который простирался за дипластовым куполом. С ним были только Изабет, его старший техник, Верховная Фанесса Элоатри и еще несколько человек. Осри хотелось присоединиться к ним, но он не мог это сделать без разрешения верховного адмирала.
Глаза отца слегка расширились, и Осри увидел, что из шахты поднимается Панарх. Марго Нг поклонилась согласно обстановке. Звездная Палата считается мостиком Ареса, и капитан здесь она, так же как и на «Грозном», Осри четко отсалютовал, и Брендон в ответ наклонил голову, юмористически приподняв уголок рта.
Он встречается с флотскими на их территории и наслаждается предстоящей схваткой. Теперь Осри понял причину своего присутствия здесь — и верховный адмирал тоже поняла. Только так Панарх может показать, какой вариант действий предпочитает. Это предполагает наличие между Нг и Брендоном понимания, о котором Осри не подозревал. Что, в свою очередь, дает понять, насколько он сложен, человек, некогда столь презираемый Осри, а теперь ставший его другом и сюзереном.
У него столько же граней, сколько людей в его жизни. Это-то больше всего и удручало Осри в его дулусском наследии. Так легко распасться на части и забыть о реальности за многочисленными ролями.
Но теперь Осри знал, что Брендон — истинный Аркад, равный по масштабу всем испытаниям, в тысячелетнем противостоянии которым сформировалась его династия. Официальный белый костюм правителя, носящего траур, лишь подчеркивает его обаяние, не оставлявшее его и тогда, когда он в потрепанном комбинезоне драил рифтерские двигатели.
Брендон ничего не говорил и не двигался с места.
Постепенно внимание зала стало обращаться к нему, и гул голосов затих. За куполом позади Панарха вспыхнул свет — это первый из прибывших крейсеров опустился в свое углубление.
* * *
В зале установилась тишина, а Себастьян Омилов размышлял о двух людях рядом с Панархом: верховном адмирале и Осри. Официально его сын все еще считается офицером по связи с проектом «Юпитер»; он присутствует здесь в этом качестве последний раз, прежде чем отправиться в систему Пожирателя Солнц и занять место навигатора на рифтерском эсминце «Глория». Этот факт и присутствие Малого Совета с его сильным протекционистским уклоном вселяли в Омилова надежду, что его кропотливое политиканство принесло свои плоды. Но каково мнение верховного адмирала? Не явится ли оно решающим перевесом для тех, кто хочет уничтожения Урианской станции? Встречи с ней не дали Омилову никакого намека на ее точку зрения.
Брендон выждал, когда утихнет легкая сейсмическая дрожь, вызванная посадкой крейсера, и лишь тогда заговорил. Омилову тон его голоса, слышного благодаря сложной акустике всем и каждому под куполом, показался почти разговорным. Но на его фоне, как раскаты огромного колокола, звучали через длинные интервалы колебания садящихся крейсеров, делающие слова Панарха как нельзя более весомыми.
— Сила, зародившаяся еще до того, как мы стали людьми, сделалась оружием в руках безжалостного врага. Ей мы противопоставляем наше понимание Единосущия, воплощенное в нашей науке и, что еще важнее, в нашей человечности. Мы не знаем, будет ли этого достаточно.
Но мы — Феникс. Вырвавшись из тоталитарного Солнечного Коллектива, люди Утерянной Земли прошли через Воронку, чтобы создать новые миры в Тысяче Солнц. Из праха их мечтаний Джаспар Аркад вместе со всеми нашими предками возвел Тысячелетний Мир. Теперь и мир тоже сгорел в пламени конфликта, которое мы же сами помогли разжечь.
Такого поворота Омилов не ожидал. Он посмотрел по сторонам и увидел испуг на многих запрокинутых лицах.
— В легендах Утерянной Земли Феникс сам возводил свой костер, подбирая самые редкие и драгоценные породы дерева. Мы таких усилий не прилагали — мы просто позволили разобщенности, вызванной межзвездными расстояниями и разными условиями жизни, перерасти в пожар, грозящий не очистить, но уничтожить нас. Враг, несмотря на свое проникновение в тайны Ура, был бы бессилен, если бы не эта разобщенность.
Джеп Хуманополис растянул рот в свирепой улыбке, у многих других вид был ошеломленный. Расхождение легкого тона Брендона с тяжестью его слов будоражило, а заново вспомянутые трения между нижнесторонними-высокожителями-рифтерами расшатывали противоположные позиции «сохранить — уничтожить». Впервые за много недель Омилов испытал прилив надежды.
— Либо мы избавимся от этой разобщенности, либо перестанем существовать. — Условное будущее время, использованное Панархом, придало его утверждению силу приказа. Реакция зала не уступала ударной волне очередного причаливающего крейсера, и свет из радиантов корабля озарил последнего из Аркадов. Омилов ощутил благоговейный трепет. Никогда еще он не видел, чтобы символами манипулировали с такой легкостью. На лице верховного адмирала, стоящей рядом с Панархом, отразилось легкое удовлетворение.
Панарх сделал руками сдержанный жест, вобравший в себя все окружающее.
— Так давайте же сложим свой костер здесь, собрав все наши ресурсы, чтобы человечество, подобно Фениксу, вновь обрело бессмертие в пламени этой войны.
Он умолк, и в зале настала тишина. Элоатри рядом с Омиловым тихо молвила:
— «В этот день мы зажжем такую свечу...»*[4]
Затем он услышал свое имя:
— Гностор Омилов, прошу вас открыть совещание своим докладом.
Себастьян прошел к своему пульту, пытаясь осмыслить то, что услышал сейчас, — и слова, и заложенную в них символику. Призыв Панарха к единству включал и рифтеров на Пожирателе Солнц, не упоминая о них; негласное участие верховного адмирала в посадке эскадры из Алеф-Нуль ясно давало понять, что она на стороне Панарха, и смысл присутствия здесь Осри тоже становился понятен. Ему, Омилову, больше нет нужды искажать свои данные — мысль, против которой восставало все его существо, несмотря на страх, что Пожиратель Солнц может быть приговорен даже теперь. Он представит наиболее драматические факты — а перед лицом того, что им предстоит, особенно драматизировать не придется — и положится на то, что вызванные этим эмоции помогут решить стратегический спор.
