1. То, что случилось в одиннадцатом часу вечера возле деревни Сен-Пьер
Ветер завыл, заскулил и стал царапаться в окно, как большая собака. Жандарм Реми Комартен поднял голову от письма, которое он писал своей невесте, и тут огонек в лампе заколебался и потух.
– Тьфу ты! – с досадой промолвил Комартен.
Из щелей тянуло холодом. Жандарм потянулся к закапризничавшей лампе, задев по пути какой-то небольшой предмет, и, провозившись в темноте минут пять, ухитрился-таки зажечь лампу. Едва тусклый свет осветил помещение, Комартен увидел, что он случайно опрокинул на почти законченное письмо полную чернильницу, что, конечно же, вовсе не добавило его посланию выразительности.
Настроение было безнадежно испорчено. Чертыхнувшись, Комартен схватил со стола листок, на котором разлилась чернильная лужица, и яростно скомкал его, да так удачно, что половина чернил оказалась на его мундире, а вторая половина – на руках.
– О, господи… – простонал Комартен.
Отшвырнув проклятое письмо, он взял первую попавшуюся бумажонку и стал оттирать ею чернильные пятна с рук. Только когда эта нелегкая процедура была закончена, Комартен вспомнил, что на этой бумажке был его рапорт о краже коровы у крестьянина Грегуара Померси, который он собирался представить в префектуру.
У Комартена не осталось даже сил, чтобы ругаться. Он рухнул на стул и сидел, раскачиваясь всем телом. Все валилось у него из рук с тех пор, как неделю назад он получил назначение в Сен-Пьер, деревушку у подножия горы Иссервиль, на вершине которой стоял одноименный замок. Сначала Комартен напился в кабаке и едва не посеял казенную саблю, потом замерз и простудился, а потом…
Ветер взвыл с удвоенной силой, и в то же мгновение к нему присоединился вой далекой собаки. Она голосила на одной протяжной ноте, словно учуяв покойника, и Комартену стало совсем нехорошо.
«Выпить, что ли?» – по привычке подумал он и тут же вспомнил, что заветная бутылка опустела еще утром. Значит, придется опять тащиться к трактирщику Мерлену, развлекать его разговорами про военную службу и просить отпустить выпивку в долг. Тяжело вздохнув, Комартен поднялся с места.
Он оделся, как следует закутал горло шарфом и вышел наружу. Ветер налетел на него, едва не сбив с ног. Жандарм устоял. Тогда ветер придумал другую забаву: он подхватил Комартена и закружил его, как в вальсе.
«И зачем только я вышел на улицу? – обреченно подумал Реми. – С моим чертовым везением в этот час у Мерлена наверняка будет закрыто».
Снег слепил глаза. Комартен протер их и увидел, что на него надвигается гнедой конь. Из его ноздрей валил густой пар. Всадник покачивался в седле, как пьяный.
Комартен остановился, широко раскинув руки, чтобы не дать ветру вновь закружить себя. Конь тоже остановился и недоверчиво косил на человека в куцей куртке большим глазом.
Реми пришло в голову, что раз всадник нализался, он наверняка едет из кабака папаши Мерлена. А если так, у него можно уточнить, не закрыт ли кабак.
– Эй, братишка! – крикнул жандарм. – Ты не знаешь, у Мерлена сейчас открыто?
Но братишка повел себя как-то странно. Он издал горлом невнятный звук и, выпустив поводья, рухнул на дорогу.
Мгновение Комартен таращился на него, а потом его захлестнула жалость к невезучему пьянице. Ведь ясно как день, что нельзя оставлять его тут – замерзнет, до смерти замерзнет. Не колеблясь более, Реми подошел к лежащему и стал поднимать его, но тот только слабо мычал. Голова его моталась из стороны в сторону.
Конь переступил на месте и фыркнул. Кое-как жандарм перевернул лежащего на спину и тут только заметил на его одежде кровь.
– Ах, черт! – вырвалось у него. – Да он ранен!
Лежащий открыл глаза, и взгляд их немного прояснился, как только он заметил Реми.
– Как же тебя угораздило? – пробормотал жандарм.
Лежащий собрался с силами. Ветер на мгновение стих, словно и ему было интересно послушать то, что скажет приехавший на лошади человек.
– Замок, – прошептал тот.
– Что? – переспросил пораженный Комартен.
– Замок, – настойчиво проговорил раненый. – Иссервиль. Опасность. Они все умрут там.
– Кто? – пролепетал окончательно сбитый с толку Комартен. Но лежащий закрыл глаза и не проронил больше ни слова.
2. Из зеленой тетради Люсьена дю Коломбье
Вот так оно все и случилось: я был вне себя, я не знал, как мне выразить злость, которая душила меня, и тогда я убежал в сад и стал швырять снежки в замок, который я в то мгновение ненавидел больше всего на свете. Ненавидел так, словно он был живым существом. И туда прибежала Амалия со своим актером, а за ними – Лефер, и она стала уговаривать меня не делать глупостей. Я затопал ногами, но тут что-то загремело, и все мы провалились под землю. Прежде чем мы успели сообразить, что происходит, люк, в который мы упали, сам собой закрылся, и мы оказались в полной темноте.
Первое, что я услышал, было:
– Ой, мама…
Это сказал Массильон, но, наверное, в тот момент каждый из нас подумал нечто подобное.
Амалия завозилась в потемках. Я не видел ее, но догадывался, что она роется в своей сумочке.
– Хорошенькое дельце! – не унимался актер. – Как же мы теперь выберемся отсюда?
– Помолчите, Фредерик, – сурово оборвала его Амалия. – Арман, идите сюда. Держите свечу, я зажгу ее.
И, честно говоря, я почувствовал себя значительно лучше, когда во мраке затеплился робкий желтоватый огонек. Мы тотчас же сгрудились вокруг него, и Амалия взяла свечу из пальцев Лефера.
– Кто-нибудь знает, где мы оказались? – спросила Амалия, осветив выложенные камнем стены подземелья.
– Нет, – честно ответил я.
