Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Та ехала по траве на попе, быстро перебирая передними лапами и распространяя вокруг себя характерный запах основного проявления «медвежьей болезни». Явление псины, активно использующей в качестве туалетной бумаги газонную травку, с натяжкой могло объяснить пугающее шарканье. Я услышала, как приободрившийся Ленчик хмыкнул, и почти беззвучно прошептала:
– Рано радуешься! Сейчас ты у меня попляшешь!
Я толкнула фальшглыбу, и она покатилась, приминая астры, к пешеходной дорожке. Ленчик повернул голову и уставился на волнующиеся цветочки.
– Бум! – сделала глыба.
Я с ужасом поняла, что не приняла в расчет бордюр, а реквизит оказался слишком легким, чтобы преодолеть его с ходу.
«Придется толкать!» – подсказал мне внутренний голос.
Ничего другого действительно не оставалось. Я опустила голову пониже и шустро поползла по примятым цветочкам на животе.
– Ай! – острый камушек попался мне под локоть и ужалил в «электрическую» точку.
Правая рука мгновенно отнялась. Мыча от боли, я протянула вперед левую и изо всех сил толкнула застрявшую глыбу. Опять не рассчитала! Бутафорский шедевр с легкостью перелетел через дорожку и бухнулся в кусты.
– Ой! – пискнули заросли голосом Трошкиной, и фальшглыба, получив пинок, полетела обратно.
– Кто здесь?! – вскричал Ленчик.
– Ка-а-ар! Ка-а-ар! – зловеще прохрипел с козырька над крыльцом невидимый «ворон».
Ленчик, естественно, оглянулся, а я отработанным волейбольным пасом отправила летучую глыбу точно на середину дорожки и сразу же зарылась в траву. Глыба, зараза такая, еще немного покачалась на брусчатке, но к тому моменту, когда Ленчик перестал пялиться на крышу, устаканилась. Сквозь помятые и перепутанные стебли декоративных растений мне была хорошо видна восково-желтая нога, изящно опутанная по щиколотке плетью вьюнка.
– Кха-а-а...
Сначала я подумала, что это Зяма фатально охрип, изображая зловещую птицу, но почти сразу же поняла: храпит Ленчик.
«Ничего, в нашем театре ужасов храп зрителя равнозначен аплодисментам! – успокоил меня внутренний голос. – Увидел, значит, ножку!»
– Кха-а-ак это...
Под ногой громилы длинно скрипнул камешек. Я поняла, что Ленчик осторожно приближается к тому, что с расстояния в пару метров кажется ему цементной глыбой. Контакт субъекта с объектом был не просто нежелателен – категорически недопустим. Мысленно я воззвала к Трошкиной, заклиная ее сей же миг отвлечь громилу, чтобы я могла потихоньку утащить нашу бутафорию.
Я понимала, что отвлечь благодарную публику от созерцания цементной тверди и трепещущего на ветру тигрово-полосатого локона будет непросто, но имела основания полагать, что Алке это удастся. Однако Трошкина медлила. Тогда я высунула руку из клумбы, цепко ухватила холодную пластмассовую ногу за шикарно напедикюренный большой палец и медленно потянула на себя. Публика в лице Ленчика изумленно и недоверчиво выругалась. Самоходная псевдоцементная глыба медленно и величаво уползла в астры.
– К-к-к-к! Кар, кар! – донесся с крыши птичий крик, полный бесовского веселья.
Козырек над крыльцом затрясся, выдавая лошадиные габариты засевшей на нем смешливой вороны. Бедняга Ленчик затравленно оглянулся.
– Ду-у-у-уся! Ду-у-у-ся! – хладным ветерком пронесся над садочком тихий призыв.
Отведя веточку густо набеленной ручкой, из высоких кустов грациозно выступила Трошкина. Вот когда я порадовалась, что дала ей роль в нашем спектакле!
– Это ничего, что мы не знаем наверняка, кто убил Дашеньку, – убеждала она меня за обедом в буфете телестудии. – Кто-то ведь ее убил, верно? И лишнее колоритное привидение нам не помешает!
И точно, не помешало нисколько, даже наоборот – очень кстати пришлось! При виде Трошкиной, с самой страдальческой интонацией подсвистывающей: «Ду-у-у-уся! Ду-у-у-уся!», Ленчик что-то выронил – я услышала, как звякнул о брусчатку металлический предмет. Будь наш громила лет на сорок постарше, я бы подумала, что это упала его вставная железная челюсть. Мне и самой стоило труда удержать при себе и в себе все, что не являлось неотъемлемой частью моего организма. Помогло главным образом нежелание опуститься до уровня бульдога Бони.
Алка, с головой укрытая черным плащом, шла, приветственно покачивая поднятой вверх рукой. Это смотрелось как привет с того света, потому что из рукава торчали не пальчики, а женская головка. Блестящие черные волосы тряслись, синие глаза на мертвом желтом лице сияли потусторонним светом. Ксеноновые лампочки, вкрученные мастеровитым Тарасом в глазницы кукольной головы, смотрелись там гораздо эффектнее, чем на автомобиле.
На глазах у оторопевшего Ленчика синеокая горбунья со свернутой шеей невозмутимо проплыла от кустов до забора и скрылась в непроглядной тени.
– Хос-с-спди! – сипло выдохнул впчатленный Ленчик.
В одной руке у него была спортивная сумка, другую он сунул в карман. Рискованно приподняв голову над астрами, я с интересом смотрела, что же он вытащит? Карманное распятие, дорожный набор осиновых колышков или пригоршню серебряных пуль?
Все оказалось проще и прозаичнее. Ленчик вытянул из кармана мобильник и после паузы в несколько секунд засипел в него:
– Зайка, я ничего не понимаю! Ты не поверишь, но они обе здесь!
– Зяма, живо, подвинь собаку поближе! – зашептал на дереве, под которым вытянулись мы с фальшглыбой, оператор Саша.
Я вспомнила, что у них с Зямой есть связь, правда, односторонняя: у Саши радиомикрофон, у Зямы – «ухо».
Братец команду принял и выполнил, «дохлая собака» на невидимой палке выдвинулась вперед и зависла над головой Ленчика. Теперь каждое слово, произнесенное нашим героем, записывалось.
– Говорю тебе, они обе тут! – настойчиво повторил он. – И парикмахерша, и твоя подружка! Нет, я не пьяный! И не сумасшедший! Клянусь, я только что видел их своими глазами! Одна на дорожке лежала, натурально, в толстом-толстом слое бетона, как «Сникерс». Все, как было, – и нога эта с красными ногтями, и чубчик полосатый... Да черт ее знает, откуда она взялась и куда подевалась, но это точно была она... Да какая галлюцинация! Хотя, может, и галлюцинация...
Эмоциональный монолог пресекся долгой паузой, голос Ленчика упал.
– Дуся, дуся, дуся! – ободряюще засвистела Трошкина, добавляя клиенту энтузиазма.
Во мраке ночи путеводными звездочками призывно засияли синие ксеноновые очи.
– А вторая-то! – охнул Ленчик, торопясь поделиться с телефонным собеседником своими впечатлениями. – Голова набекрень, вся в черном, только глазищи светятся!
Трошкина, услышав, что о ней говорят, с удовольствием вышла на бис. Ленчик попятился и с отчаянием сказал в трубку:
– Я не могу!
Его собеседник – похоже, личность авторитетная – явно произнес в ответ пламенную речь запретительного характера, потому что Ленчик безмолвно затряс головой, не соглашаясь со сказанным, но и не смея возразить. Во дворе стало тихо, и в этот момент из-за угла дома прогулочным шагом вышел Максим Смеловский. Очевидно, обманутый затишьем, он решил, что спектакль уже закончился, занавес задернут, и шел, совершенно не таясь.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
