Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Первым делом, выгибая соболиную бровь, бросаю взор на присутствующих в опере дам. Задаю краткие вопросы: «Почему без спутника? Полуголая? Пожилая такая? Как зовут?»
Пока обеспамятовавших от счастья красавишен сноровисто выволакивают вон из залы, устремляюсь к оркестру, сверкая алмазной гранью монокля. Показываю первой скрипке несколько удачных пассажей из Роцатти, распихиваю вышитыми сапогами духовую группу, сажаю арфистку себе на колени (люблю толстых и смелых), звонко хохочу, закуриваю.
А тут и занавес вверх!
Занимаю три ряда партера разом – мне нужен простор, я ж сопереживаю…
Надо вам сказать, что огромное количество тонких ценителей прекрасного приходят в оперы просто потому, что им интересно: чем на сцене дело закончится?! Сюжетная линия многим интересна, либретто интригует. Поэтому к разному оперному старью у людей есть справедливые претензии.
Раньше-то, говорю, люди приезжали на определенный момент оперный, на какую-нибудь чарующую ноту, на арию, в конце концов.
Это было в прошлом, это мы отвергаем.
Теперь людям интересно, чем там, в «Травиате», завершится дело, уйдет Татьяна к Онегину от генерала или как, про Вагнера вообще молчу, там совершеннейшая интрига: кто там с рогами на башке на скалу полез, что за тетки выстроились и низко воют – много неясного и чарующе интересного. Интеллигенция, конечно, знает, наверное, но она в зале рассажена по дешевым местам, а кто туда полезет, на верхотуру, за разъяснениями?
Хотя вот тоже сволочная привычка – знать и помалкивать, кутаясь в шаль. Это я вам говорю, филологические меломанки. Знаешь, в чем там дело, немецкий учила – спустись, объясни, выпей с нами, за подружкой – кандидатом наук шустро сбегай. Потому как здорового потомства от ваших ухажеров с кафедры добиться практически невозможно – будем реалистами…
Ах, ладно, молчи, грусть, молчи!
В процессе вдумчивого потребления оперного продукта (а давали «Князя Игоря», кстати) придумал я вот что.
Я теперь и на сцену буду залазить с указкой. Потому как я же могу сделать интерактивными архаические песни стареньких певиц и беспробудных певцов.
Во-первых, я – прекрасный оратор и эрудированный лектор в одном, подчеркиваю, лице. Что редкость. Отпихивая задрота в ватных штанах, натурально изображающего пьяного Владимира Галицкого, я такого про его персонажа расскажу, такого расповедую – многие к гардеробу не добегут, роняя сухой кал. Про то расскажу, что вот этот брат Ярославны (многие не знают) из тюрьмы сбежал по веревочной лестнице, лично встречался с Фридрихом Барбароссой (тут я несколько шуток немецких в зал брошу, чтоб в себя пришли), отбил у какого-то попа жену (с ней в тюрьме и маялся), пробрался к польскому королю Казимиру и пр. и пр. Это же характер, это же образ! Это же харизма! А нам подтаскивают какого-то алкаша с отвратительными идеями феодальной раздробленности…
Или вот вся это катавасия с любовью Кончаковны и Владимира Игоревича… Тут все должны рыдать в домотканые рукава. Женщины, я вот вам честно поражаюсь. На ваших глазах парень бросает девицу, а вам как будто все равно. Не интересно вам, что дальше?! Врете! Я сам видел, как вы сериалы глядите! Не все равно вам! Вы просто стесняетесь спрашивать у подруг!
Свобода Кончаковна (так ее звали по родословной таблице, приложенной к первому изданию «Слова о полку Игореве» – «Иронической песни о походе на половцев удельного князя Новгород-Северского Игоря Святославовича». М.,1800) не затерялась в степи-то. Она же нашлась потом. Это же форменное «Жди меня»! Она приехала к Володе через два года с общим их ребенком Изяславом (который потом с половцами Киев штурмом брал). Заодно в разгар рассказа на этом примере провел бы линию про необходимость пользоваться контрацептивами, особенно в диком поле, с иностранцами. Киевляне в зале меня бы поддержали. Им виднее.
Во-вторых, я бы смог на месте координировать развитие действа. Прямо на сцене. Ввел бы элемент посильной неожиданности. Хабах! И зомби-бояре лезут к Ярославне с тоскливым воем. Или БТР въезжает к Кончаку в стойбище, а в нем команда «Дельта». На веревке пару раз бы Бэтмена запустил, когда Игорь свободы просит. С портретом Латыниной в руках. Во всяком случае, зал бы воодушевился. За половцев вступился бы, например, после Латыниной.
Финал бы поменял – стопроцентно. Его ж все равно никто не понимает.
С ветки на шведку
За время моего отсутствия домочадцы совершенно обленились и растолстели. Воспользовались ситуацией.
Окинул неровный строй родственников тяжелым взглядом, на левом фланге кто-то с натугой попробовал втянуть живот, но с шумом выдохнул. Остальные члены экипажа решили не кривляться. Стояли понурые, готовые ко всему. Призраки пищевых оргий тоскливо стенали в проемах. Статуя предка-основателя закрыла кровавое лицо ладонями.
Обратился к приговоренным с речью. Твердо поставив лакированный ботфорт на барабан, зачитал список кар и воздаяний.
Утром вывел шатающийся от переедания списочный состав на полосу препятствий. Сам бежал впереди всех, свирепо оглядываясь на бессильно обмякших в колючей проволоке, бьющихся во рву и застрявших в покрышках.
Бежал, конечно, хромая на обе ноги, сгорбившись и подняв шерсть на загривке. Почувствовал себя павианом. Интересное ощущение. Интересностью ощущений поделились со мной и соседи, наблюдавшие нашу веселую прогулку со своих обваренных крутою смолою стен.
Честно скажу, живу хрен знает где. Раньше у нас было как-то жутковато, но просторно. А теперь поналепились особнячки друг на дружку по склону. Часто бывает непонятно – это мой двор или уже чья-то крыша?! Так что жуткость сохранилась, а вот чувство свободы (ну, так, чтоб с бубном у костра или в вакхических служениях голой жопой в заводь) исчезло.
Пойду сейчас в гости к кому-нибудь. Попроведаю.
Вечером намечены человеческие жертвоприношения моему любимому богу Тескатлипоке, покровителю первого дня Тростника. Будет весело, будет интересно. Надо явку обеспечить.
Прощание
Представилось только что у камина.
Вот собираю я вокруг своего сурового солдатского одра, вынесенного плачущими усатыми гренадерами в библиотеку, близких всяческих своих. Ну, там, жен бывших, детей, в углу рыдают коллеги, компаньоны, поддерживая друг друга, в черном поголовно, стоят скульптурной группой «Граждане Кале». Мычат дальние родственники, ну, это из-за медикаментозной терапии, долго рассказывать. Дворня теребит подолы рубах, насупились под окнами, говорят негромко, басят, вздыхают. Соседи шумно крестятся в смежной с оранжереей столовой, звякают тяжелым столовым серебром, подкрепляются. Моцартов «Реквием».
Я лежу, облаченный не в простой серый сюртук, а в полную парадную форму. Выпуклые алмазы на звездах лежат на муаре лент, мерцающем при свечах. Седые кудри падают на расшитый золотой пальмовой нитью тугой воротник.
Наследники первой очереди додушивают, толпясь за фонтанчиком, самую вредную врачиху. За багровыми портьерами только визги и возня. Иногда лицо чье-то появится и руки, скребущие по паркету, потом за ноги обратно за портьеры втаскивают.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
