Все, что я сумел сделать, это оставил вмятину у него на черепе. И снова столкнул его в темноту зияющего проема. Да, и еще сломал свою правую руку.
Два раза упасть с крыши… Да он давно уже должен был сломать себе шею, но кошмар все не заканчивался. Снова раздалось шипение, и я услышал, как чудовище взбирается по лестнице. На этот раз я был готов. Я вспомнил о смертоносном подарке Нинон, хранившемся в ботинке, — личное оружие для боя. Левой рукой я вытащил траншейный нож и, как только голова существа показалась из люка, изо всех сил всадил его в монстра.
Оно не могло не заметить ножевого удара, но остановилось только тогда, когда я двинул костяшками пальцев ему по голове. От удара рука у меня онемела по локоть. Но противнику тоже изрядно досталось. Острие ножа выглядывало из верхней челюсти монстра. Мой удар должен был снести ему как минимум половину мозга.
Прошло довольно много времени, в течение которого я успел напереживаться, что и этот метод не даст желаемого эффекта, и вдосталь налюбоваться оскалом огромных нечищеных зубов. Наконец существо застыло, дернулось и уже в третий раз полетело в отверстие люка, медленно, с отвратительным чавкающим звуком избавляясь от ножа.
Я ожидал, тяжело дыша, прислушиваясь и баюкая сломанную руку и опухшую икру. Фокус с чертиком из табакерки больше не повторился, но я отчетливо слышал, как монстр бьется в конвульсиях там, внизу, перекрывая даже шум стиральной машины, в которую загрузил тела своих жертв. Чудовище по-прежнему не кричало — только шипело, корчась в предсмертных судорогах. Точнее, это я надеялся, что предсмертных.
Я несколько раз ругнулся про себя и шагнул прямо в люк, не заботясь о лестнице. Я приземлился около агонизирующей твари и, используя силу падения, вонзил нож ему в грудь. Должно быть, я все-таки попал в сердце, потому что он дернулся в последний раз и застыл.
Я медленно поднялся и вытер лезвие ножа о его грудь, пытаясь оттереть бурую липкую гадость, которая заменяла ему кровь. Я ощупал пальцами собственный затылок и вытащил застрявшие в нем зубы сатира, затем прилепил назад содранный со щеки клочок кожи. Это была адская боль, и мне наверняка придется накладывать швы.
— О Мария, матерь Божья! — пробормотал я, как в детстве призывая деву Марию на помощь. Я говорил присвистывая — это воздух проникал сквозь рваные раны на лице. Никто мне не ответил. Я пережил очередной переломный момент жизни в полном одиночестве, еще на шаг отдалился от своего человеческого «я» и приблизился к миру монстров, свидетелями чему были лишь отрезанные головы в стиральной машине.
Болело все тело. На этот раз мне понадобилось немного больше времени, чтобы вскарабкаться на крышу. От запаха вывороченных, жарящихся на солнце кишок меня тошнило. Мне больше совершенно не хотелось крови. Когда я наконец-то добрался до края крыши и заглянул за бортик, Сен-Жермена уже не было. Как и музыки. Я остался совершенно один.
Это было жутковатое ощущение, затяжной шок все не проходил. Я снова выругался и поднял пыльное ружье.
Самое время идти искать Нинон. Самое время выполнить то, что я собирался сделать, еще когда только наткнулся на весь этот кошмар в прачечной, то есть как можно скорее уносить отсюда ноги. Мне уже было все равно, что там задумал Сен-Жермен со своими гулями. Мы серьезно недооценивали врага. Или это только я недооценивал. Нинон была права — нам необходимо оружие. Для себя я решил, что, пока у нас нет штурмовых вертолетов и мини-армии вместе с шаманом и священником, противостоять Сен-Жермену и гулям бессмысленно. Из этого боя я вышел победителем, но шансов выиграть войну у меня нет. По крайней мере, без подмоги.
Мой многоуважаемый отец!
Мне одиннадцать лет. Я достаточно взрослая и сильная, но в скором времени обязательно заболею, если буду и дальше отстаивать в день по три мессы, которые служит огромный, подагрический, толстый каноник. С Евангелием и посланиями апостолов мы справляемся не меньше чем за двенадцать минут. Мальчики из хора обязаны поднимать его на ноги после каждого коленопреклонения. Все это очень удручающе, смею вас уверить. Все, с меня хватит — мне надоело бубнить под нос Aves, Paters, Credos, перебирая четки в руках. Поэтому в сей же час спешу вам сообщить о своем решении превратиться из девочки в мальчика. А поскольку я теперь ваш сын, то вы обязаны немедленно заняться моим образованием, и я расскажу вам, как это будет происходить…
Из письма Нинон де Ланкло
Настоящая любовь, как привидение, — говорят о ней все, а видели лишь единицы.
Франсуа де Ларошфуко
Глава 18
В то время как у меня сдирали кожу с лица, Нинон тоже пришлось несладко.
Из динамика удушливо хрипели «Джипси Кингз». Наверное, им тоже надо было плеснуть текилы, которую пили эти мужчины. А может, они просто были под кайфом, обкурившись марихуаны.
Двое скрутили Нинон. А третий — самый толстый — держал ее на прицеле, в то время как четвертый зашел сзади. Казалось, он догадался, что безопаснее всего целиться прямо в голову. Или кто-то подсказал ему это.
Эти четверо не были гулями — по крайней мере, пока, — но у них изо рта уже воняло кровью и разлагающейся плотью. К тому же в глазах их не было и проблеска разума, что наводило на мысль о проблемах с головой. Они не были похожи на жертв вампира, но с ними определенно что-то не так. Они уже давно превратились в нелюдей, с этим не могли бы не согласиться даже их матери.
Она не кричала, хотя они именно этого и добивались, — и не станет, что бы они с ней ни делали. Разве только придется крикнуть Мигелю о том, что здесь западня. Меньше минуты назад за окном прошел Сен-Жермен — Нинон разглядела его сквозь ставни. И пусть лишь краем глаза, частично и только расплывчатые очертания, это ее потрясло. Враг рядом, а она безоружна.
Сен-Жермен здесь. Но как такое возможно? Откуда он узнал, что она направляется сюда?
Мужчина, стоявший сзади, разорвал на ней платье. Такое надругательство ее взбесило. Он подошел к ней вплотную — одной рукой грубо схватил за грудь, а второй залез ей в трусики. Она почувствовала его грязный палец у себя внутри. Он до крови прокусил ей плечо. Она знала, что должна была испугаться, захныкать и молить о пощаде, но мысль об изнасиловании пугала ее гораздо меньше, чем перспектива быть растерзанной гулями, и не вызывала должного ужаса. И она не испытывала ни малейшего стыда, хотя они так стремились ее унизить. Этого они тоже не дождутся!
В любом случае, эти люди мертвы. Мертвы, мертвы, мертвы! Все, что ей требовалось, это выждать момент, когда рука толстяка с ружьем дрогнет, и она сможет их захватить. Она мудро поступила, опустив глаза, потому что, встретившись с ней взглядом, негодяй может догадаться о ее намерениях. А он был достаточно взвинчен, чтобы нажать на курок.
Мужчине сзади надоела ее пассивность. Он обошел Нинон слева и встал перед ней. Она все же взглянула на него, сделав бесстрастное лицо, которое не выдавало ее намерений. Но только пока он не оказался между ней и человеком с ружьем. Стоило ему ее заслонить, как она резко выбросила правую руку вперед, отбрасывая застигнутого врасплох врага на толстяка с ружьем. Конечно, по меркам Голливуда его падение головой вперед выглядело недостаточно эффектно, но для ее целей вполне годилось. Джеки Глисон оказался придавленным к столу отлетевшим на него телом.
