Вика молчала. Но Зойка никогда не отступала так просто.
– Ты что, хочешь просрать свой последний шанс стать КЕМ-ТО в этой жизни? Пустить свой талант коту под хвост, красиво предаваясь душевным страданиям? Не бросай учёбу. Не бросай, твою мать!!!
– Я не знаю. – Вика порывисто села на кровати и заплакала. – Во мне что-то сломалось после смерти Фунтика, понимаешь?.. Я до сих пор не могу поверить в то, что он умер.
– Но ты-то!!! – вскинулась Зойка с не меньшим пылом. – Ты-то жива, понимаешь? У тебя жизнь только начинается, а ты почему-то вообразила, что это конец. Да ни хрена подобного! Всё ещё будет, если ты сама этого захочешь. Да, кстати, – вспомнила она вдруг. – Сегодня в институте мне передали для тебя записку.
– Записку? – удивилась Вика. – От кого?
– От Михальченко, ясен пень. Извини, я не удержалась и прочитала, – призналась Зойка. – Вот, держи. Он приглашает тебя приехать к нему домой в субботу.
Вика развернула сложенный вчетверо тетрадный листок и прочла послание Алексея Яковлевича.
– Странно, а почему он просто не позвонил? – пробормотала она в замешательстве, не представляя, о чём Мастер хочет с ней поговорить. Вернее, она догадывалась – и это было крайне неприятно.
– Ты дура или прикидываешься? – возмутилась Зойка. – Как он мог до тебя дозвониться, если ты принципиально не отвечала на звонки всю эту неделю?
Вика запустила руки в свою взлохмаченную шевелюру.
– А… когда у нас суббота? – спросила она нерешительно.
– Между прочим, завтра, – усмехнулась Зойка. – Так что у тебя меньше суток на то, чтобы привести себя в человеческий вид.
Вновь оказавшись в уютном московском дворике, в тени старых тополей, Вика испытала двойственные чувства. Казалось, ещё вчера она стояла в этом самом дворе – вместе с Данилой, который привёз её на своём мотоцикле к Мастеру на обед. А между тем, та Вика разительно отличалась от нынешней – как будто прошёл не год, а как минимум целых двадцать лет. Но Вика ощущала себя не столько опытной и повзрослевшей, сколько постаревшей и разочаровавшейся.
Дверь отворила домработница Дуня, приветливо улыбнувшись Вике как старой знакомой, хотя видела её всего лишь второй раз в жизни.
– Проходите в гостиную, – радушно пригласила она. – Алексей Яковлевич вас ждёт.
Михальченко сдержанно улыбнулся при её появлении и кивнул на диван.
– Здравствуй, Вика. Присаживайся, поговорим…
Вика, робея, присела на самый краешек.
– Ну, как ты? – спросил он осторожно. – Оклемалась после похорон?
– Да… немного, – отозвалась она еле слышно.
– Это хорошо. Но я позвал тебя, чтобы поговорить не о Славке.
– А о ком же? – несмело спросила она.
– О тебе.
Вика подняла голову и посмотрела ему в глаза. По лицу Мастера было видно, что он очень огорчён.
– Простите меня, Алексей Яковлевич… – пробормотала она в раскаянии. – Я, честное слово, сама не знаю, что на меня нашло. Просто вдруг руки опустились. Захотелось забиться в собственную раковину, как улитка. Не видеть и не слышать никого…
– Я тебе советов давать не буду, – помолчав, произнёс Михальченко. – Ты очень сильная. Сама справишься, я верю. Просто желаю, чтобы Бог подарил тебе большое будущее. Твой талант заслуживает этого. Только не разменивайся на медь. Но и золота не бери…
Вика вновь опустила голову, устыдившись. Михальченко так в неё верил… Считал её одной из самых способных своих учениц. А она его разочаровала. На глаза навернулись непрошеные слёзы, но заплакать при Мастере было бы самым настоящим унижением, и Вика изо всех сил старалась справиться с нахлынувшими эмоциями.
– Я поговорю с твоими преподавателями, – внезапно сказал Алексей Яковлевич. – Ты очень много пропустила, но я попрошу, чтобы в эту сессию они были к тебе лояльнее.
Вика, не веря своим ушам, подняла голову и испытующе уставилась ему в лицо. Он что, даёт ей шанс?! Несмотря ни на что?
– У тебя есть полгода, чтобы исправиться. Обещай мне, что до зимней сессии всё наверстаешь.
Вика закивала головой так часто и отчаянно, что у неё заболела шея.
– Обещаю, Алексей Яковлевич! – воскликнула она. – Честное слово, вам больше не придётся за меня краснеть! Я оправдаю ваше доверие…
– Ну, вот и отлично… – вздохнул он; похоже, и ему нелегко дался этот разговор. – И не будем больше об этом. Я верю тебе, девочка. А теперь… Давай-ка пить чай, у Дуни как раз пирог поспел. Ксения с Анюткой укатили в Рим, а я, признаться, терпеть не могу трапезничать в одиночестве. Пойдём в столовую.
– Кстати, – словно бы между делом произнёс Алексей Яковлевич, накладывая добавочную порцию яблочного пирога Вике на тарелку, – ты давно не виделась с Данькой?
Вика едва не поперхнулась чаем.
– Кхм… э-э-э… – произнесла она, откашлявшись. – Да, уже несколько месяцев, мы ведь расстались… вы же, наверное, и так знаете. А что?
– Да ничего. Просто он до сих пор сильно переживает из-за вашего разрыва.
– Не может быть, – не поверила Вика, чрезвычайно смущённая от того, что приходится обсуждать столь деликатную и личную тему со своим Мастером. – Мне казалось, что он… счастлив сейчас.
– Он тебя очень любит, Вика, – вздохнул Михальченко. – Уж поверь мне, я знаю его как облупленного. Он ни на секунду не переставал тебя любить. Он тебя не забыл.
Она опустила голову.
– Жаль, если это так… Он замечательный, он просто потрясающий, и любая девушка могла бы быть с ним счастлива…
– Вот и будь! – перебил её Михальченко. – Что тебе мешает?
– Это невозможно, Алексей Яковлевич. Я… я не люблю его так, как он того заслуживает.
– Глупости! Детка, у тебя так мало жизненного опыта. Ты принимаешь за настоящее чувство что-то пустое и вздорное. И, между тем, отказываешься от истинной любви. Ты ведь любишь Даню как друга, верно?
– Да, – кивнула Вика, – очень люблю.
– Поверь, этого немало для счастливого союза. Любовь может как появиться, так и исчезнуть. А чувство дружеской привязанности не пройдёт, оно может только усилиться… и перерасти затем во что-то большее. Тебе кажется, что ты уже узнала всё о любви, но это не так. Ты увидела только одну грань. А у любви этих граней – бесчисленное множество…
– Я не знаю, – вздохнула Вика. – Может, вы и правы. Но… мы всё равно никогда не сможем быть с Данилой вместе, на то есть ряд объективных причин.
– Погоди-ка секундочку, я сейчас вернусь, – сказал вдруг Михальченко и торопливо вышел из комнаты.
Вика, оставшись в одиночестве, задумчиво болтала ложечкой в чашке с чаем. Разговор разбередил ей душу сильнее, чем можно было ожидать. В памяти всплыли смеющиеся Данины глаза, его добрая улыбка… Да, Михальченко был прав со всех сторон – более надёжного спутника жизни трудно было себе представить. И всё-таки теперь слишком поздно думать об этом…
