— Великий Велес, — произнес волхв, растерянно оглядывая разгромленное жилье, — давненько я не встречал такой неконтролируемый выброс жизненной силы! Я даже, стыдно признаться, струхнул, когда твои волосы зашевелились вокруг головы. Как змеи, честное слово!
Я тряхнула упомянутыми волосами, и тяжелые пряди хлестнули по ягодицам.
— Какой-нибудь еще эксперимент провести не желаете? — Волхв отмахнулся от меня, как от чумной, подбирая и отряхивая драгоценные подносы. — То есть я могу идти? — уточнила я все-таки.
— Только далеко не уходи, — напутствовал меня вслед мудрейший.
Я дошла до «лифта», и вдруг внутри меня все взбунтовалось. В конце-то концов! Сколько ж можно меня дергать как марионетку за ниточки! «Далеко не уходи». Ага! Сегодня, может, моя судьба решится, а я буду, как покорная овца, сидеть на уроках. И я, решительно развернувшись, потопала в город. «Далеко» — понятие абсолютно не конкретное. Вот для меня, положим, путешествие до знакомого постоялого двора — это вовсе даже близко. И я, заплетая на ходу кое-как косу, все больше и больше ускоряла шаг.
Город, как всегда, поражал красками и ажурностью. И поэтому, не уставая вертеть головой по сторонам, я впитывала в себя деревянные красоты, все быстрее успокаиваясь. Видение в лачуге я насильно загнала в глубь памяти, чтобы оно не царапало мое саднящее сердце. На поверхности же оставила только мысль, что нас с матерью насильно оторвали друг от друга, и не исключено, что я была любимым и желанным ребенком.
Постоялый двор Избавы гудел вновь прибывшими постояльцами. Увидев меня, Нежана взмахнула рукавами.
— Стеша, — удивленно распахнула она ясные глаза навстречу мне, — да тебя не узнать!
— Ты же узнала, — улыбнулась я краешком губ, отвечая на ее поцелуй.
Нежана крепко ухватила меня за руку и потянула в глубь сада. Там, за пышными кустами жасмина, плотно облепленного благоуханными звездочками цветов, отыскалась укромная беседка. Со стороны ее мудрено было бы заметить, ведь она вся была густо оплетена неизвестным мне вьющимся растением с гроздями медово-желтых ягод.
— Ой, Стеша, а у нас такая суета, такая суета, — частила девочка, не переставая поворачивать меня в разные стороны, — приехали очень странные люди! Говорят, что жрецы с острова Зеленого Огня. Полностью закрыты золототкаными покровами, только глаза сквозь прорези тусклыми головешками горят. И делают вид, что идут, а на самом деле даже Земли-Матушки не касаются! Я специально муку возле их покоев насыпала. Так что точно тебе говорю!
Я глупо улыбалась, слушая это беззаботное щебетание.
— А еще у нас останавливался намедни Чудь Белоглазая, а ихнее племя редко выходит на свет божий!
— Это ж кто такие? — решилась я, наконец, поддержать разговор.
— Да ну что ты, это народ такой, подземный, — и зашептала мне заговорщицки на ухо: — А сам-то высоченный, ликом черен, глазьми бел, волосья по плечам раскиданы без всякого порядку. А живут они, говаривают, в подземном мире. Потому, мол, и очи белые, что света яркого не приемлют. А еще я слышала, будто у них медное, серебряное и золотое царствия имеются.
Она вытащила откуда-то гребень и принялась расчесывать мои волосы, бережно разделяя спутанные прядки.
— Да много еще кого понаехало на Перунью Гору…
— Куда? — Я почувствовала, как напряглись мышцы спины.
— На Перунью Гору, — послушно повторила девочка, — говорят, что последний раз таким составом собирались лет сто пятьдесят назад.
— А что за гора такая? — вовсе не горя желанием это знать, все-таки спросила я.
— Да есть у нас такая священная возвышенность, на полдень от града находится, там древо божественное произрастает — вяз двенадцатиобхватный. Так вот, аккурат на каждую Перуницу, что первого липня[50] бывает, трехглавая молния бьет в него. Древо охватывается пожаром, но не сгорает.
— А как же пройти к этой самой горе? — Кто знает, вдруг пригодится информация.
— Ну что ты! Этого никто не ведает. Ход туда только волхвам дозволен, — она удрученно вздохнула, — издалека глядим… И гору видать, и древо на ней, а ближе не подойтить. Уж сколько наших пыталось, — и она махнула рукой, показывая всю безнадежность этих попыток.
Но тень досады, не задерживаясь, легким облачком уже соскользнула с юного чела, и девочка вновь с любопытством уставилась на меня.
— А теперь ты расскажи, Стеша, как учеба в Чародейтельной Школе, что нового узнала? — Нежана, приоткрыв рот, приготовилась слушать.
Видя такой живой интерес, я вначале нехотя, а потом все более и более втягиваясь, подробно рассказала обо всех уроках, об учителях и ребятах.
— Надо же, альв ведет учение! — завистливо вздохнула она, когда у меня речь зашла об уроке Тварьского Языка. — А у меня ни одного знакомого альва нет, да и у нас они редко останавливаются… Какие ж они все-таки милашки!
Надо же, а на меня Лесеслав не произвел никакого впечатления! Нежанка же аж дыхание затаила, в подробностях выспрашивая про зеленоглазого альва.
Так за разговорами пробежало время, и я заторопилась домой. Проходя по Роще предков, заглянула все-таки в Атееву хибару, но никого там не обнаружила. Об учиненном мною разгроме уже ничто не напоминало. Лавки и сундуки стояли на своих местах. Не знаю, где волхв так быстро раздобыл новые, но выглядели они в точности как те, что я разломала.
Ребят на поляне еще не было, и я сразу пошла к своему теремку. Сердце как-то не по-доброму забилось о ребра при виде открывшейся картины… Славик сидел у крылечка совсем один и рассеяно перебирал «потешки». Увидев меня, он быстро подбежал и уцепился за подол сарафана, вздрагивая всем тельцем. Я присела на колени, ребенок тут же обвился крохотными ручонками вокруг шеи, практически душа меня.
— Славонька, маленький, ну что ты, — бормотала я, пытаясь хотя бы чуть-чуть ослабить его хватку.
Но малыш сотрясался в беззвучных рыданиях.
— Чадолюба, — громко крикнула я. В ответ лишь зеленая трехногая ворона вылетела из нашего окна и улетела за деревья.
Я, с трудом приподнявшись с малышом на руках, зашла в дом. Саквояж лежал на кровати и ничем не напоминал говорящего Савву Юльевича. А на лавке валялись часы, что было очень странно, так как Птаха я завела только сегодня утром. Я опустила Славика на кровать и еще пару раз позвала Чадолюбу, уже понимая полную бесполезность этого занятия. Злоба закипала в душе — вот так вот и доверяй подземным помощникам! Ушла, бросив малыша одного на безлюдной поляне! Я, как могла, боролась с яростью, памятуя, к каким разрушениям привел выброс эмоций в избушке Атея.
Как я ни трясла саквояж, тот не проявлял никаких признаков жизни. Понимая, что орел все равно не сможет дать вразумительного ответа, я все же опять завела часы, но те сохраняли облик механического прибора, меланхолично тикая в моей руке. Только и оставалось мне успокаивающе поглаживать и похлопывать детскую спинку.
