Он вытянул перед собой руку, сначала разжал пальцы, а затем снова сжал их в кулак.
— Но не стану вас обманывать, — продолжил он, — этот мощный механизм уже больше не был таким, как прежде. — При этих словах Маклеод искоса посмотрел на Ленни. — На ранних стадиях сумасшествия организм больного физиологически функционирует точно так же, как и у здоровых людей. Например, он потребляет ту же пишу, и она разлагается в его пищеварительном тракте на те же самые химические составляющие, что и у нас с вами. Тем не менее никто не скажет, что человек здоров, основываясь только на том, как он потребляет пищу, как ее переваривает и как избавляется от неусвоенных остатков. Безумца сразу же вычисляют по его поведению. Однако болезнь прогрессирует, и вскоре безумие начинает сказываться и на физиологических функциях организма. Возникают патологии во внутренних органах, и, например, мышца, именуемая сфинктером, начинает реагировать на непредсказуемые стимулы, заставляющие ее сокращаться и расслабляться. Таким образом, мы наблюдаем, как больной гадит под себя — просто потому, что ему показалось, что для этого настал подходящий момент, ну или, например, сморкается прямо в стоящую перед ним тарелку с супом.
Состроив брезгливую гримасу, он откинулся на спинку стула и сложил на груди руки, всем своим видом давая понять слушателям, что его рассказ окончен.
Холлингсворт, похоже, не был в этом уверен.
— Это все? — на всякий случай поинтересовался он.
— Не совсем. Что было дальше, я вам рассказать не могу. Дело в том, что в пору повальных обысков и проверок я решил, что мое прошлое не сослужит мне в такой обстановке хорошую службу. В общем, я решил сняться с места и уволился. Что происходило в управлении потом, для меня является тайной, покрытой мраком.
— Женились вы тоже примерно в это время?
— Да, вскоре после того, как уволился с работы.
Холлингсворт извлек из портфеля трубку и стал разбирать ее для того, чтобы прочистить.
— Не хотите ли поделиться с нами, — сказал он как бы невзначай, — когда именно руководители вашей организации приказали вам похитить эту..
— Эту маленькую вещицу?
Холлингсворт кивнул.
— Мне никто ничего не говорил и ничего не приказывал — по той простой причине, что я покинул ряды этой организации.
Холлингсворт уныло и протяжно зевнул. Закрыв наконец рот, он поднес к губам ствол трубки и стал продувать его. Всем своим видом он давал понять, что ему стало невыносимо скучно.
— Из такой организации просто так не уйдешь. В ее рядах бывших не бывает, — заметил он.
— Вы прекрасно знаете, — сказал Маклеод, — каковы были обстоятельства, в которых я покидал ряды своих бывших товарищей.
— Зачем вы взяли эту вещь?
— Я ее не брал.
— Попробуем еще раз: зачем вы взяли эту маленькую вещицу?
— Я ее не брал. Я даже понятия не имею, что это за штуковина. А вам, кстати, это известно?
Холлингсворт зажал мундштук трубки зубами и, не выпуская его изо рта, процедил:
— Предлагаю объявить перерыв.
С этими словами он тяжело откинулся на спинку стула.
Глава двадцать перваяМы продолжали сидеть каждый на своем месте и глупо глядели друг на друга. Маклеод встал со сдула, аккуратно перешагнул через вытянутые ноги Ленни и сел рядом со мной на кровать. Он здорово вспотел: волосы у него на голове были влажными, а очки покрылись испариной. Ему даже пришлось снять их и протереть стекла.
Холлингсворт снова зевнул.
— Позвольте поинтересоваться: не будет ли кто-либо из вас возражать, если я отлучусь на несколько минут?
Не получив ответа на свой вопрос, он встал, застегнул пиджак, церемонно кивнул каждому из нас и вышел из комнаты.
Ленни и Маклеод некоторое время сосредоточенно изучали пол у себя под ногами. Затем Маклеод поднял голову.
— Ну что ж, пока ваш друг-приятель подслушивает под дверью, я полагаю, вы захотите что-то сказать.
Ленни вздрогнула. Внешняя безучастность давалась ей нелегко, и теперь она с испугом оглядела комнату, словно впервые видя эти стены и мебель. Заговорила она не сразу, и ее слова показались мне более чем странными. Сторонний наблюдатель мог бы предположить, что последние полчаса ее не было с нами в комнате, где шел такой напряженный разговор.
— Ваша жена сказала мне, что здесь открыто, — сказала Ленни Маклеоду, подняв наконец глаза и встретившись с ним взглядом, — а еще она разрешила мне снять эту комнату буквально за бесценок, потому что мои финансы, по правде говоря, поют уже не романсы, а заупокойную службу.
Эта попытка пошутить, судя по всему, окончательно лишила Ленни сил. Говорить она продолжала уже совсем слабым и дрожащим голосом.
— Вы же понимаете, что эта комната, естественно, дешевле, чем та, которую я снимала раньше. Так вот, ваша жена, она такая любезная и понимающая женщина… В общем, она согласилась пересчитать уже внесенную предоплату и даже вернуть мне часть денег, как только я перееду сюда. А деньги мне сейчас очень нужны. — С этими словами она вновь отвела взгляд в сторону. — Но мне не нравится эта комната, я не могу здесь находиться, — неожиданно резко заявила она, — она какая-то унылая, как неживая. Здесь даже гниет все как-то не так, как обычно. Здесь как будто бы никто никогда не жил, а под этой крышей птицы никогда не вили себе гнезда.
Маклеод глядел на нее невидящими глазами. Его губы при этом шевелились, словно он машинально посасывал лимонный леденец. «Птицы не вили гнезда», — повторил он негромко и вдруг зашелся в приступе едкого, язвительного смеха. Затем он перекатился мне за спину и растянулся на кровати, подложив руки под затылок. Лежа неподвижно, он словно отгородился от всего того, что могла сообщить ему Ленни.
Она же, в свою очередь, явно больше не могла сидеть неподвижно. Я увидел, как она встает, проходит по комнате, с минуту стоит спиной к нам у самой двери, а затем возвращается вновь к окну.
— Я так давно и так долго хотела встретить вас, познакомиться с вами, — сказала она через плечо, причем поначалу я даже подумал, что она обращается ко мне. — Это продолжалось все то время, пока девушка в очках сидела в углу и записывала все, что я говорю, а потом относила эти записи в зеленый кабинет, где хранятся папки с нашими делами. Остальные же — все как один в белых халатах — лапали и лапали меня своими руками. Это они — истинные правители мира, и мне было интересно, как же выглядит тот, кто у них главный. Впрочем, я уже тогда должна была догадаться, что он, наверное, похож на вас — с глубоко посаженными глазами и глубоким-глубоким ротовым отверстием черепа. Это же вы организатор революции, а теперь менять что-то уже поздно. Головастиков уже запустили в пруд, и скоро они станут взрослыми лягушками. Люди живут по часам, по строгому расписанию и готовы в едином порыве прокричать троекратное ура, заковывая себя при этом в цепи. Люди, люди, кругом одни люди, они везде.
