Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
И вдруг иду с работы, случайно поднимаю глаза выше замка – а на двери у меня мелом крест.
Коридор, как я уже сказала, заперт. Призываю в коридор стариков. Кудахчут невнятно. Все ни при чем.
Потом уже, совсем вечером, одна стучит в дверь с тарелкой печенья: во дворе спрашивали, мол, евреи у вас живут? Надо им крест на дверь, мел дали. Наверно, крестить хотели вас или от сглаза. Люди приятные, православные, как сейчас водится. Я им говорю: есть у нас какие-то, может, и евреи, фамилия странная. Ну они говорят, поставь, бабушка, на всякий случай.
Иуда ли?
Маленькая история про кутаисскую доброту 1982 года
– Грузины у нас везде угощают, за столом поют, под руку ведут.
Тбилисец, он, конечно, добрый, но денег у него нет. Сегодня ест, а завтра на базаре побирается. Не умеет жить, как же, он князь столичный! А у нас, кутаисцев, всегда есть, и гостя угостим, и себя не обидим.
– Тбилисец, он, конечно, веселый, но врет много. Кинжал у него дедушкин, а сам его купил у соседа. А у нас, кутаисцев, никто не кричит: я князь, у меня ружье царское!
– Тбилисец, он, конечно, грузин, но кто их знает? У них там женятся без разбору! А у нас, кутаисцев, своих корней не забывают: имеретин к имеретинке, еврей к еврейке, сван к сванке…
– Тбилисец, он, конечно, культурный, но стыда не имеет. У них там балеты, как в Москве. А у нас, кутаисцев, мужчина так плясать не станет, никто даже на него смотреть не пойдет, родителей пожалеют.
– Я тебе так скажу: захочешь серьезно приехать, жениха найдем. Хорошего русского, непьющего, дом-сад, хозяйство.
Не бывает? В Кутаиси бывает! Найдем!
Маленькая история про советскую коктебельскую доброту
Чудный поселок Коктебель.
Ах, ну как же, знаем, культурные, – Волошин, а теперь Дом писателей.
Ах, ну как же, знаем – Планерское, плоская гора, сигали оттуда на планерах.
Ах, ну как же, знаем – подземный военный завод, пару раз шарaхнуло там, у нас стекла выбило и весь день гарью воняло.
Ах, ну как же, знаем – татары, болгары, басурманское название свое оставили, нашего Планерского не хотят.
– У нас в Доме писателей в кино шахтеров с турбазы не пускают, они пьяные приходят и с чекушками, потом под скамейками пустые бутылки катаются.
– Да что вы боитесь, они на такой фильм и не пойдут даже.
– Ну не говорите, они иностранные любят, там, ну сами знаете, что показывают… даже без жен приходят…
– Нее, на этот не пойдут, он тягомотный.
– Да хоть бы всегда скучное привозили, чтоб только потом за ними окурки да бутылки не мести, да и писатели жалуются…
– А как их не пустишь? Они бузить начнуть. Рабочий класс и все такое…
– Бузить начнут – ментов позовем. Здесь не ихнее, здесь писательское, пусть у себе на турбазе кино смотрют.
– А меня пустите?
– Вас, девушка, пустим, вы нам название объясните. «Забрыськи понт» – это что такое?
Подмосковная доброта 1989 года
– Когда жизнь длинная, иной раз получается, что и рассказать нечего. И все как у всех, а если не как у всех, так этого мало, на два слова только – жил и умер. Магичество исчезает от мирной жизни, – жаловался дядя Петя, бессмертный пьяница платформы Быково Казанской железной дороги.
Дядя Петя был старый. Он вспоминал чуть ли не Гражданскую войну, волновался, махал руками: мы туда, они суда, сбивался на Отечественную: мы туда, они суда, потом замолкал и разводил руками: кончились воспоминания.
Поднимался и шел к магазину ящики разбирать, зарабатывал свою чекушку.
Летом он ночевал в переходе под рельсами, зимой – в каких-то подсобках.
В один прекрасный день он появился на платформе в странном состоянии духа. B хвалебном многословии о мирной жизни: как хорошо и удобно стало жить! Дядя Петя радовался, как ребенок, кто-то дал ему новые кроссовки.
– «АДИДАС», – старательно выговаривал он, – запомните: «Адидас»! Какое слово – само поет!
Он долго объяснял всем, как ему удобно, как ноге легко. И что он счастлив прямо с утра, даже раньше одиннадцати, когда винный открывают.
Через пару дней участковый нашел его в кустах – с проломленной головой, босого.
Наринэ Абгарян
О милосердии
Золотом и серебром, темными разводами по палевому и шелковому. Персиковому и абрикосовому. Глиняно-охровому.
– Марья Дмитриевна, Марья Дмитриевна, – ноет однотонно, кривит рот. Ходит тяжело, крупным, неряшливым шагом, подволакивает ногу. Обувь большая, разношенная, левая пятка иногда выскакивает наружу. Она останавливается, двигает раздраженно ступней, натягивает туфлю. И снова заводит протяжное: «Марья Дмитриевна, Марья Дмитриевна».
Прохожие шарахаются, стекленеют глазами. Оборачиваются, смотрят вслед. Она чувствует их взгляды, хмурится. На лице, чуть ниже левой скулы, – большая, почти вполщеки, родинка. Страшное, бурое, покрытое густым волосом пятно.
Кремовым по оливковому и по самому краю – латунным, в коричный узор. Ванильным ароматом, фиалковой, отливающей глицинией, пыльцой.
Губа безобразная, черная. Свисает почти до подбородка, открывая прокуренные желтые зубы. Она водит ей, пытаясь закрыть рот. Та нехотя поддается, потом свисает вновь, обнажая темные стыки между зубами.
Сзади, там, где мешком мотаются растянутые брюки, – большое мокрое пятно. Оно растекается вниз по ногам, хлюпает зловонной жижей в туфлях.
В день ее рождения шел грибной дождь. Теплый, солнечный, настоящий. И на небе светились сразу две радуги – большая и еще больше. И горизонт был такой… ммм… расслоенный – полоса лазурного, полоса сливового, полоса василькового.
Волосы, на удивление густые, живые, с редкой проседью, стянуты на затылке аптечной резинкой. Шея короткая, толстая, с дряблым вторым подбородком. Руки полные и рыхлые, в паутинке мелких морщин.
Сумка изношенная – вся. Облупленные углы, ободранное днище, грязные, обтрепанные ручки. Какая-то кипа перевязанных бечевкой бумаг – справки, счета, квитанции почтовых переводов, копии документов – линялые, оборванные, засаленные. Футляр для очков, пустые упаковки таблеток, ручка. Скомканный носовой платок.
– Марья Дмитриевна, Марья Дмитриевна!
Она умела смеяться тихим ласковым голосом. Хотелось сгрести ее в объятия и не отпускать. Чтобы сидела, свернувшись клубочком, и дышала в ключицу. Родная, родная.
Где-то там, далеко, остались все – никчемные мужья, жаркие любовники. Замелькавшиеся ночи, беспробудные дни.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67