— Валяй! — согласилась я. — Послушаем с удовольствием, нам тоже полезно: заодно проверим, не кроется ли где-то ошибочка… Малюсенькая такая, малозаметненькая и… роковая.
Катька многословной и красноречивой не была никогда и уложилась, наверное, минут в пятнадцать, не больше. После чего Родионов, заметно побледневший в процессе Катькиного «изложения», и произнес впервые слова, наиболее точно характеризующие это дело.
— Боже мой… — пробормотал он слегка севшим голосом. — Если все действительно так… Адская история! Просто адская!.. А вам не кажется, что на Петровку все это слить следовало… э-э-э… пораньше?..
— Все! — подвела я итог нашему разговору. — О работе больше — ни слова! Клянусь: первый, кто заговорит об этом деле еще раз сегодня вечером, получит по лбу от меня лично… Стыд и срам! Забыли, почему мы сегодня с таким удовольствием хлещем шампанское?.. Катя, Володя…
И вслед за этим произнесла тост столь сложный и торжественный, что уже через минуту после того, как шампанское за все вышеперечисленное было выпито, я и под дулом пистолета не сумела бы воспроизвести упомянутый текст по памяти еще раз. Оба виновника торжества смотрели на меня после этого одинаково удивленно — не ждали, значит. А Родионов вдруг страшно растрогался.
— Ну, Светик, ты даешь! — произнес он восхищенно, с выражением гордости за меня на раскрасневшейся физиономии.
На этом, можно сказать, и завершились наши «посиделки» в честь Катькиного обручения с Володей, начавшиеся с бурного семейного скандала.
Я уже почти ничего не чувствовала, кроме безмерной усталости, хотя в другое время и при других обстоятельствах с удовольствием присоединилась бы к трепетному процессу обсуждения будущего платья невесты и выбору места свадебного торжества.
— Ты, Володя, — настойчиво советовал Родионов, — прямо в понедельник должен договориться с каким-нибудь кафе или там рестораном, а то скоро все места расхватают, если уже не расхватали… Новый год же!
— Кстати о Новом годе. — Володя повернулся ко мне, буквально приросшей к своему любимому креслу, стоявшему в дальнем уголке гостиной.
— Светлана Петровна, у меня предложение: давайте нынче Светланке настоящую елку поставим, а?.. Я достану! А иголки если нападают — лично из паркетных щелей выковыряю… А то куда это годится? Из года в год какую-то серебряную торчалку на стол ставите, от которой вместо хвои одеколоном несет!
— Ну почему торчалку? — обиделась я. — Очень даже красивая елочка, блестит здорово, даже игрушек не надо вешать!..
— Во-во… Хлопот почти никаких, а Новым годом от этого сверкающего помела и не пахнет! Нет уж, я своим детям, когда Катька их мне нарожает, исключительно настоящие елки ставить буду!
Катька покраснела, как маков цвет, а я заколебалась, представив, как по нашей квартире плывет настоящий хвойный запах вперемешку с запахом мандаринов… Почти напрочь забытый запах детства! Получается, я, чтобы особенно не возиться с уборкой, действительно лишаю Светку чего-то существенного и такого же важного, как собственное мое воспоминание?.. Ну а потом еще и жалею себя же за отсутствие «ощущения праздника»… Родионов словно подслушал мои мысли.
— Светик, — сказал он, — Володя опять прав! Ну какой это Новый год, если елка — искусственная?..
— Нет, — сказала я Володе, — я передумала: не буду добиваться для тебя внеочередных звездочек! Хватит с тебя и того, что ты сам звезда сегодняшнего вечера!.. Ладно, уговорили: доставайте свою натуральную хвою, но учтите: когда я сделала это в последний раз, никакой пылесос ликвидировать последствия не помог! Тапочек на всех гостей у меня, как видите, не хватает, а иголки впивались в пятки всех приходящих почти целый год!
— Я сам уберусь без всяких последствий! — снова завелся Володя, а хозяйственный Родионов предложил закупить на свои деньги десяток пар шлепанцев в запас… Катя смеялась, Светка, судя по всему, уснула от переутомления у себя в комнате, и я, подумав, последовала ее примеру, свернувшись калачиком прямо в кресле — в надежде, что мои гости, увлеченные обсуждением грядущих праздничных событий, этого не заметят…
Разбудила меня, очень осторожненько, Катька. Я шевельнулась и охнула от боли, потому что все тело затекло и немедленно воспротивилось первому же безотчетному движению. Наконец, с трудом разлепив глаза, я потихоньку двинулась в направлении реальности. В комнате стоял полумрак, за неплотно задвинутыми оконными портьерами — темень, а гости куда-то исчезли. Катьку, присевшую перед моим носом на корточки, гостьей я, разумеется, не считала.
— А где все? — поинтересовалась я неожиданно сиплым голосом.
— Родионова я уложила на кухне — на раскладушке, — шепотом пояснила Катька, — он давно спит… Вовка уехал, а вам я тоже постелила…
— Умница, — мурлыкнула я на сей раз тоненько, и Екатерина не выдержала, хихикнула, а потом враз посерьезнела:
— Тетя Света, вы не простыли, пока гуляли?
— Нет, — успокоила я ее. — В последний раз я простывала на первом курсе универса… Ты, кстати, не знаешь, о чем Володя со Светкой говорил?..
— Хотите перенять опыт? — Катька улыбнулась. — Я спрашивала, а он не сказал, говорит: «Проехали, Катюша!» Она, кстати, тоже давно дрыхнет…
Зато с меня, как нарочно, к этому моменту сон как рукой сняло. Жаль, что кухня занята спящим Родионовым, чаю и то не попьешь. Я вздохнула и осторожно спустила ноги на пол, сообщив при этом Екатерине, что старость — не радость. Та сочла это почему-то очень остроумным замечанием и снова хихикнула. А потом спросила, что я такое видела во сне, если пока спала, все время хмурилась и даже под конец что-то непонятное бормотала.
— Убей — не помню, — соврала я. Потому что во сне я видела Коломийцеву — такой, какой она запала мне в душу: плачущей и молящейся. Но говорить об этом не хотелось ни с кем — даже с Катькой.
У Родионова хватило ума засобираться обратно в Белозуево сразу после завтрака, даже не сделав попытки затеять со мной разговор на волнующую его тему. Правда, вид у него был подавленный настолько, что я по собственной инициативе спустилась вниз — проводить своего гостя…
Его машину, припорошенную ночным снегом, мы обметали вместе, а заодно и мою, поскольку я намеревалась отправиться, воспользовавшись выходным, на оптовку за продуктами и хоть раз в жизни купить их подешевле.
— Светик, — сказал он наконец робко, — поверь, последнее, чего бы я хотел, — создавать тебе проблемы… А насчет Петровки — я просто подумал… Смотри, чтоб у тебя неприятностей с ними не вышло… А про нас с тобой… то есть насчет меня…
— Только не вздумай начинать извиняться, — усмехнулась я. — Тем более что проблема, если ты заметил, отнюдь не в тебе… Она, как всегда, во мне…
— Ты — замечательная! — убежденно произнес Родионов с пафосом, вызвавшим у меня улыбку. — Я не стану тебя больше допекать и дергать… Если почувствуешь, что готова к разговору, позвонишь?..
— Позвоню, — кивнула я с твердым намерением исполнить обещанное, и мы расстались. О делах не было сказано больше ни слова — вряд ли Витальке требовались мои напоминания по части Колышникова, который, если честно, с каждым днем интересовал меня все меньше…
