Дирк Феннема был большим и сильным, и нож в его руке сверкал подобно молнии. Кристиен смотрела на его молодые, мускулистые ноги и шлепала за ним в вышитых домашних туфлях. Ее седые волосы растрепались, а спина сгорбилась, но лицо светилось от счастья.
Так они шли горами и руслами рек, переходили подвесные мосты и карабкались по склонам. Они брели всю ночь, пока не поднялся над горизонтом пылающий глаз солнца. И тогда Дирк Феннема в последний раз взмахнул своим клинком, и глаз распахнулся ему навстречу.
Они шагнули туда вместе, солдат и его дочь, под звуки медного гонга, все еще не смолкавшего в груди Кристиен. И вместе исчезли в окружившем их вечном сиянии.
Глава IX
Той весной Абель и Эстрид окончили курс в декораторском классе школы искусств и обручились. Выпускники собрались в мансардной мастерской, где в зимние месяцы никогда не рассеивались серые сумерки. Голоса многочисленных гостей отдавались гулким эхом под потолочными балками.
Абель выставил три акварели – морские пейзажи, близкие к стилю глухонемого мариниста. Они привлекли всеобщее внимание свежими, чистыми красками и свидетельствовали о совершенном владении кистью. Одна из них изображала красную лодку на взморье и маленький скалистый островок. Закатное солнце отражалось от деревянного борта, так что казалось, что лодка сама испускает свет. Это было ослепительное мгновение, остановленное уверенной рукой мастера.
Многие комментировали эту акварель, кое-кто даже захотел ее купить.
Но и работы Эстрид тоже выделялись среди других – выразительные портреты маслом, в основном нищих детей из Сёдера. Среди них, однако, был и портрет Абеля: его лицо казалось худым и, пожалуй, грубоватым, с пронзительными голубыми глазами.
Анна и Сульт тоже пришли на выставку. Маринист с восхищением рассматривал работы сына. Все-таки он это освоил, глаза старого художника увлажнились. Сульт давно уже перестал следить за успехами мальчика, а они оказались значительными. Акварели Абеля были совершенны, за исключением некоторой небрежности в цветовых переходах… В остальном же чувствовалась отцовская школа – как во времена старых мастеров.
Преподаватель Хойрлин намекнул, что для дальнейшего обучения Абелю будет назначена стипендия. Анна перевела, и Сульт кивнул, не отрывая глаз от работы сына.
Тот же ничего не видел, кроме полотен Эстрид.
«А как же помолвка?» – спросите вы. Все прошло великолепно, об этом я еще расскажу.
Выпускники собрались за длинным столом в погруженной в серые сумерки комнате. Были и прощальные тосты, и песни, и объятия. Правда, теперь все происходило в белом вечернем свете начала лета. На столе горели свечи, у потолка рассеивались едва видимые кольца табачного дыма.
Только букеты первоцвета и незабудок выделялись яркими красками. Выпускники сидели на длинных деревянных скамьях и пели. Эстрид стыдливо опустила веки, когда Абель поднял бокал за ее здоровье. А потом их глаза встретились, и в ее зрачках горели два крохотных огонька.
Абель обнял девушку за талию и почувствовал исходившее от нее тепло. Когда Эстрид перегнулась через стол, Абель поцеловал ее в шею, в белесый пушок в основании затылка. Эстрид положила голову ему на плечо, и они запели. А потом снова пили за здоровье друг друга.
А когда Нордблад, встав на стул, произнес торжественную речь, в которой перечислил всех выпускников, Эстрид прижалась к Абелю, как ласковый котенок, и поцеловала его в шею. Оба смеялись вместе со всеми и пели песни.
Ближе к ночи они убежали к проливу, где у моста стоял на якоре «Триумф». Абель подал Эстрид руку, и палуба закачалась под ногами девушки. А вокруг стояла беззвучная белая ночь.
Город спал, омываемый притихшим морем. Начало лета, как это бывает на севере, выдалось теплым. Они подняли паруса и взяли курс на Риддарфьорд. Поднялся ветер. От выпитого вина щеки Эстрид закраснелись. Она сидела, прислонившись к борту. Абель держал руль. Они летели на всех парусах в сторону Ловё и Дроттнингхольма.
Они еще не знали, что это ночь их помолвки. И я должна рассказать об этом сейчас, потому что другой возможности не будет.
Я не вправе замалчивать моменты счастья. Оркестр, туш!
В отраженном от воды мягком солнечном свете вырисовывались контуры лесистых островов. Вдали, где-то возле острова Бьёркё, море шло серебряными полосами. Так, незаметно, «Триумф» приблизился к берегу.
На открытых верандах горели желтые лампы. Слышались смех и голоса. Полуночники махали руками молодым людям на паруснике.
Внезапно дома сменились голыми мысами, между которых блестела вода. И все это то приближалось, то отдалялось, теряясь в белом тумане, то словно кружилось в танце.
Абель никогда не видел Эстрид такой счастливой. Она звонко смеялась навстречу выступающим из серебристой дымки новым фьордам. Абель держал руль. Береговая линия то сужалась, то расширялась, то петляла. Ландшафт вокруг менял формы и очертания, так что казалось, «Триумф» остается в нем единственной неподвижной точкой.
Эстрид молчала. Она завернулась в одеяло и прислонила голову к перилам. Небо над головой было таким же белым, как морская гладь, по которой скользила лодка. Оно тоже плыло и скользило, изгибалось арочными сводами и терялось в белом тумане. И на нем не было ни одной звезды.
Абель сжимал руль, и «Триумф» летел вперед.
Вскоре вокруг них сомкнулось кольцо тумана, и граница между небом и морем совершенно исчезла, как и острова.
Они оторвались, потерялись в ночной дымке, как вдруг стали различать в ней звуки. Поначалу несвязные и неясные, они усиливались, складываясь в обрывки мелодии.
Абель слушал, стоя на палубе. Эстрид обхватила руками колени и вскинула голову. Где-то совсем рядом играли флейты и скрипки, мягко бухали литавры. Потом, постепенно усиливаясь, зазвучали голоса, женские и мужские, которые то сливались, то расходились с мелодией струнных. Женские словно повисали сверху, вибрируя где-то на границе воспринимаемого человеческим ухом диапазона, а потом их снова заглушили флейты. Аккомпанемент то нарастал, то словно терялся в тумане, в то время как внизу, у самой невидимой ватерлинии, скользила мужская партия – низкое, мягкое легато. Она растекалась, окутывая со всех сторон, и словно вбирала в себя женскую, которая толчками выплескивалась куда-то вверх. А затем снова вступили струнные и флейты и ударили литавры.
Абель стоял возле мачты. Закутанная в одеяло Эстрид смотрела в его сторону. И как будто в их честь в тумане белой ночи играла музыка.
Эстрид и Абель были одни. Невидимый оркестр не смолкал. Мелодия парила, то нарастая, то удаляясь. Мягко ударяли литавры, пели скрипки и флейты. Звуки – высокие, светлые и низкие, темные – встречались и расходились. Абель почувствовал на шее теплые руки Эстрид. Он выдернул из ее прически шпильку, так что светлые волосы рассыпались по плечам, и расстегнул несколько пуговиц на платье. Голова кружилась от счастья. Эстрид вскрикнула.
