— Ты была у Сары? А как же твоя теория о том, что кто-то из твоих подруг сфабриковал статью в газете?
— Именно поэтому я и была у Сары: хотела выяснить, не она ли это. За обедом я устроила ей маленький допрос.
— И как результаты?
— Я так ничего и не решила. Возможно, она и спала с Кипом, хотя все отрицает.
— Спала с Кипом?
— Да. Я же не говорила тебе об этой части моей теории. Я полагаю, что женщина, которая сфабриковала обе статьи, была любовницей Кипа. Не проси меня объяснять, почему я так думаю. Просто поверь мне.
Тут я вспомнила слова, произнесенные Брэндоном при нашей последней встрече. Тогда он сказал, что дело не во взаимопонимании, а в доверии.
— Я не хочу отнимать у тебя время и тратить его на объяснения, — добавила я. — Но я уверена, что Кип изменил мне с Пенни, Гейл или Сарой. Изабелла вне подозрений. Как выяснилось, она лесбиянка и встречается с Ритой, своим астрологом. Так что осталось только трое подозреваемых. Когда я все выясню, мы с тобой снова будем вместе. Мы ведь так договорились, правда?
— Я могу сказать только одно: я все время думаю только о тебе. За полгода ты научила меня внимательнее относиться к своим чувствам, и я последовал твоим советам. И вот теперь я просто не знаю, куда деваться от своих чувств!
— Я тоже все время мечтаю о тебе. Возможно, тебе будет приятно слышать, что мои мечты зачастую оказываются очень откровенными. Например, сейчас я мечтаю о том, чтобы ты убрал бумаги со стола, посадил меня на стол, и тогда мы могли бы…
Моя смелость вызвала у него улыбку.
— Неужели это говорит та самая женщина, которая внушала мне, что делать предложения интимного характера на рабочем месте — противозаконно?
— Нет, Брэндон. Я уже совсем другая женщина. Я женщина, впервые в своей жизни узнавшая, что такое любовь. Но вернемся к моему тайному недоброжелателю, — продолжила я. — Как мы можем выяснить, кто она?
— Надо вывести ее на чистую воду.
— Но как?
— Расставь для нее ловушку и замани ее туда. Например, если охранники из «Файнфудз» скажут мне: «Мы подозреваем, что один из сотрудников украл секретные документы и разглашает содержащуюся в них информацию, но мы не можем доказать этого», я посоветую им взять какие-нибудь фальшивые документы, которые могут вызвать интерес этого сотрудника, положить их в поле его зрения и установить за ним наблюдение. Если документы исчезнут, сотрудник будет уволен.
— Интересно. По-твоему, я тоже могу сделать что-то в этом роде?
— Почему бы нет?
— Действительно, почему бы нет? Я придумаю какую-нибудь историю, которая при появлении в газетах скомпрометирует меня, и поделюсь этой «тайной» с Пенни, Гейл и Сарой. А затем мы посмотрим, появится ли она в газетах.
— Звучит неплохо, но ты упустила один существенный момент.
— Какой?
— Ты должна придумать для каждой из них свою историю — только так ты узнаешь, кто именно вредит тебе.
— Ты прав, Брэндон. Единственная сложность состоит в том, что мне придется придумать целых три ужасные истории и смириться с мыслью, что одна из них появится в прессе. Не очень-то приятно распространять о себе компрометирующую информацию! Ты прекрасно знаешь, что случилось с моей карьерой после статьи в «Инквайрер». И что произошло с моей личной жизнью после статьи в «Нью-Йорк пост». Я здорово рискую.
— Не волнуйся. Если ты вычислишь эту женщину и мы с тобой снова будем вместе…
— Не «если», а «когда».
— Ты перебила меня. Неужели ты уже забыла все, чему учила меня?
— Извини. Продолжай.
— Когда ты вычислишь эту женщину и мы с тобой снова будем вместе, я помогу тебе. Если в твоей карьере случится очередной провал — а именно этого, как я полагаю, добивается твой тайный недоброжелатель: потопить тебя раз и навсегда, — я найду для тебя пациентов. Да я сделаю тебя консультантом «Файнфудз», если захочешь! Я направлю к тебе всех троглодитов компании, а их у нас предостаточно, и ты всех их перевоспитаешь, как меня.
— С удовольствием.
Он отклонился на спинку стула, явно собираясь сказать что-то еще, но передумал. Он был готов поверить мне, но только когда все разрешится. Что ж, это все-таки было хоть что-то.
— Договорились, Брэндон, — сказала я. — Мы выведем ее на чистую воду.
Итак, три ужасные истории для моих подруг. Я начала с Пенни. Не откладывая дела в долгий ящик, в понедельник утром я позвонила ей на работу.
— Случилось непоправимое, — проговорила я сквозь слезы. — Но прежде чем я расскажу тебе, ты должна пообещать, что это останется строго между нами. Между членами «мозгового треста». Я другим тоже скажу, но не надо обсуждать это, даже с ними.
— Я буду нема как рыба, — заверила меня Пенни.
— Налоговая полиция считает, что я скрываю доходы от государства. За мной числится огромная сумма! Мне угрожают закрытием моего дела. Около часа назад полицейские ворвались ко мне в офис и все там перерыли. Там сейчас все вверх дном стоит!
— А что говорит твой бухгалтер? — поинтересовалась Пенни.
— Ничего не говорит. По-моему, он сам что-то напутал.
— А юрист?
— Делает все возможное, чтобы спасти меня от тюрьмы.
Выслушав причитания Пенни, я добавила:
— Даже если мне удастся оправдаться, но эта информация просочится в прессу, мне придется распрощаться и со своей практикой, и с Брэндоном. Он и так мне не верит, а теперь уж точно не захочет связываться с мошенницей.
— Чем я могу помочь тебе, Линн? — спросила Пенни.
Я еще раз всхлипнула напоследок:
— Ничем. Главное — никому не говори.
— Можешь положиться на меня.
Дело сделано. Осталось еще два звонка.
— Я подцепила какое-то редкое заболевание, — сказала я Гейл. — У него длинное, совершенно непроизносимое название, я его не запомнила, но оканчивается на «-осис».
— В чем оно проявляется? — обеспокоенно спросила Гейл.
— Начинается с боли в горле. Не просто царапает, а ужасно болит. Потом появляется сыпь.
— На лице?
— Везде. А потом, когда ты уже готова на стену лезть от зуда, начинает звенеть в ушах, после чего речь становится бессвязной и нечеткой.
— Но сейчас ты хорошо говоришь.
— Приступы то начинаются, то отпускают.
— Значит, это неврологическое заболевание?
— Да, но оно нарушает работу яичников. Не знаю, почему так происходит, но врачи уверяют, что каким-то образом все связано. К счастью, это заболевание не смертельно, но моей карьере теперь уж точно пришел конец. Как я могу учить мужчин Языку женщин, если у меня самой будут дефекты речи?
