Не успев закрыться, дверь открывается снова. Я замираю — наверное, это сам декан. Но нет — наконец-то знакомая физиономия. Джил пришел и подарки принес. В руке у него то, что мне нужно сейчас больше всего: чистая одежда.
— Как ты?
— Нормально. Что там?
— Мне позвонил Уилл Клей. Рассказал обо всем. Как твое плечо?
— Нормально. Как дела у Чарли? Он сказал что-нибудь?
— Немного.
— И что?
— Сейчас ему уже лучше.
То, как Джил это говорит, мне совсем не нравится.
— Что с ним?
— Ничего, — тяжело отвечает Джил. — Копы с тобой разговаривали?
— Да. И с Полом тоже. Ты его видел?
— В вестибюле. С ним Ричард Кэрри.
Я сползаю с кровати.
— Вот как? Что ему надо?
Джил пожимает плечами и переводит взгляд на поднос с больничной едой.
— Не знаю. Тебе помочь?
— Помочь? С чем?
— Одеться.
Я даже не знаю, шутит он или нет.
— Сам справлюсь.
Он улыбается, наблюдая за тем, как я стягиваю шуршащую одежду.
— Давай навестим Чарли.
Странно, но Джил медлит с ответом.
— В чем дело?
Он явно смущен и в то же время, похоже, злится.
— Мы с ним довольно сильно вчера поссорились.
— Знаю.
— Уже после того, как вы с Полом ушли. Я сказал кое-что, чего говорить не следовало.
Вот почему в комнате было так чисто. Вот почему! Чарли не спал.
— Не важно. Пойдем к нему.
— Он не захочет меня видеть.
— Захочет.
Джил проводит пальцем по носу.
— В любом случае врачи говорят, что его лучше не беспокоить. Я зайду попозже.
Он достает из кармана ключи и идет к двери.
— Если что понадобится, позвони в «Плющ».
Полицейского нет, не видно даже старушки в каталке. Я смотрю вслед Джилу, но он, не оборачиваясь, проходит по коридору и исчезает за углом.
Однажды Чарли рассказал мне о том, как эпидемии прошлых веков влияли на отношения между людьми, как здоровые начинали сторониться больных, а больные бояться здоровых, как родители и дети отказывались садиться вместе за один стол, как переставали функционировать органы власти. «Держись подальше от других и не заразишься», — сказал я, сочувствуя тем, кто подавался в бега. И тогда Чарли посмотрел на меня и произнес фразу, которая, на мой взгляд, не только оправдывает существование врачей, но и применима ко всем, для кого существует такое понятие, как дружба.
«Может быть, но тогда ты и не выздоровеешь».
Чувство, которое я испытал, глядя вслед уходящему Джилу, вернулось через несколько минут, когда, выйдя в вестибюль, я увидел сидящего в одиночестве Пола: мы все разбрелись по своим углам, и дальше будет только хуже. Пол сидит на белом пластиковом стуле, глядя под ноги, и рядом никого. Сколько раз, просыпаясь ночью, я видел его в такой же позе за письменным столом, с карандашом в руке, перед чистым листом бумаги.
Мне хочется спросить его, что там, в дневнике, что он нашел. Даже после всего случившегося я хочу знать, хочу помочь, хочу напомнить о нашем партнерстве, о том, что он не один. Но что-то останавливает меня. Я не должен забывать, что после моего отказа работать над книгой Пол взял весь груз на себя. Я помню, сколько раз он выходил к завтраку с покрасневшими глазами, сколько ночей он продержался на кофе, который мы приносили ему из кафетерия. Жертвы, принесенные им книге Колонны, равнозначны отметинам, которые делает узник на стене камеры, и по сравнению с ними пролитый мною пот — капля. Он хотел партнерства — я отказал ему в этом. И сейчас мне нечего предложить Полу, кроме своей компании.
— Эй! — негромко говорю я, подходя ближе.
— Том…
Он поднимается.
— Ты как?
Пол трет ладонью глаза.
— Нормально.
Он смотрит на мою руку.
— Заживет.
Прежде чем я успеваю рассказать о Джиле, в вестибюле появляется врач с жидкой бородкой.
— Что с Чарли? — спрашивает Пол.
Глядя на доктора, я чувствую себя человеком, стоящим рядом с рельсами, по которым проносится поезд. На нем светло-зеленый халат того же цвета, что и стены больницы, в которой я проходил курс реабилитации. Цвет, от которого сводит скулы и который вызывает ассоциацию с пюре из оливок с лаймом. Тамошний физиотерапевт постоянно твердил, чтобы я перестал смотреть под ноги, что невозможно выучиться ходить, если все время косить глазами вниз. Смотри вперед. Всегда только вперед. И я таращился на зеленые стены.
— Состояние стабильное, — отвечает человек в халате.
Стабильное. Типичное в такого рода заведениях слово. В течение двух дней после того, как врачам удалось остановить кровотечение, я находился в стабильном состоянии. Это всего лишь означало, что я умирал медленнее, чем раньше.
— Мы можем его увидеть? — спрашивает Пол.
— Нет. Чарли еще без сознания.
Пол недоуменно смотрит на него, как будто стабильное и без сознания — понятия взаимоисключающие.
— Но ему ничего не грозит?
На лице доктора профессиональное выражение, сочетающее мягкость с уверенностью.
— Думаю, худшее позади.
Пол неуверенно улыбается и бормочет слова благодарности. Мне не хочется объяснять ему, что имел в виду человек в халате. В операционной моют руки и вытирают полы, готовясь принять очередного пациента. Для них самое худшее позади. Для Чарли все только начинается.
— Слава Богу… — тихо говорит Пол.
Глядя на него, видя облегчение на его лице, я вдруг осознаю, что никогда не верил в то, что Чарли умрет.
Выписка не занимает много времени, нужно всего лишь поставить пару подписей и показать удостоверение. Пол по большей части молчит и лишь бормочет что-то насчет жестокости Тафта. Неуклюже царапая ручкой по бумаге, я чувствую, что декан уже побывала здесь и уладила кое-какие проблемы. Интересно, как ей удалось убедить детективов отпустить нас? Может быть…
— Джил сказал, что видел Кэрри…
— Да, он приходил и ушел совсем недавно. Таким я его еще не видел.
— А что такое?
— Он был в том же костюме, что и вчера.
— Кэрри знал про Билла?
— Да. Все получилось почти так, как он и думал… — Пол не договаривает. — Он сказал мне: «Мы понимаем друг друга, сынок».
— Что это значит?
