— Кончено, — вздохнул майор. — Ты все записал? — Он вопросительно взглянул на своего подчиненного. Тот кивнул. — Грузите Кукольника! Вера, ты куда? Подвезти?
— Я пойду к Тужилову, до конца лекции еще десять минут. Вспомню свою студенческую юность…
Эпилог
Андрей слушал длинный рассказ, не перебивая. Они медленно прохаживались вдоль опушки леса. Пай уже набегался и шел рядом, вывалив язык и часто дыша. Солнце красиво садилось меж сосен, небо становилось все малиновее. Скоро оно сделается, как на полотнах Куинджи.
— Да, непростая история, — негромко сказал Андрей. — Рад, что она закончилась. Выходит, с Тужиловым ты возилась зря, напрасно ездила в Питер…
— Ну почему же, вовсе не зря, — возразила Вера. Она остановилась под липой и втянула воздух в ноздри. — Уже чую, скоро зацветет… Так вот, старик профессор ведь сыграл свою роль.
— Какую? Я так понял, что никакой опыт физиолога Гершуни ему не помог.
— Он и был тем капканом, в который угодил демон.
— Живцом, что ли? Тогда понятно.
Они помолчали.
— А знаешь, милый… Ведь я Тужилова обманула.
— Когда?
— Тогда, в Борисполе, двадцать лет назад. Никакого опыта Гершуни я на себе не ставила. Сказала так, просто чтобы отвязался. Предчувствие опасности у меня врожденное…
— Это мне известно, — улыбнулся Двинятин.
Снова помолчали. Вера произнесла тихо:
— Не знаю почему, но мне кажется, что с Тужиловым еще не закончено. Мы с ним еще как-то пересечемся. Наверное, в рамках задуманного им тренинга на выживание… Но вообще я думаю, не так важно предчувствовать опасность, как чувствовать людей.
— Это тебе, может, и не важно, у тебя предчувствие опасности и так есть, а нам, простым смертным, хотелось бы!
— Еще бы, я понимаю. Но вот ведь это чувство не помогло мне, я не знала, что убийца ходит рядом со мной, что он даже «помогает» расследованию. И о профессоре я многого не знала, не чувствовала… И потом, помнишь миф об Ахилле?
— У которого Ахиллесова пята?
— Ага. Его в детстве окунули в какую-то священную реку, и он стал неуязвим. Но ведь его держали за пятку, и потом именно в эту пятку его и подстрелили. Никакая неуязвимость его не спасла, он погиб. То же и с тренингом, с предчувствиями опасности. Тужилов теперь почует, если в него прицелятся из огнестрельного оружия. Ну и что? Это не спасет его от ножа, яда, аварии, террористического акта… Даже от инфаркта, даже от воспаления легких не спасет.
— Кому суждено быть повешенным…
— Именно. Тот не утонет. Но я поняла еще одну очень важную вещь.
— Какую?
— Нельзя отказываться от данного тебе. Нельзя не пользоваться своим предвидением смертельной опасности. А главное, нельзя пользоваться для себя одного. Типа, почуял страх — и руки в ноги, бегом отсюда. Нужно предупреждать тех, кто вокруг тебя, кто этого не чувствует.
— Они могут не поверить.
— Значит, надо стараться, чтобы поверили. Нас, тех, кто чувствует, очень мало. Один на тысячу, на десятки тысяч. Но зачем-то же мы нужны? Зачем, если не для того, чтобы предупреждать ближних? Они без нас не спасутся, значит, мы должны… Я должна.
Андрей кашлянул.
— А что Прудников, этот ревнивый мент?
— Уволился из органов, стал начальником службы охраны холдинга «Елисеев». Переехал в Москву. Как-то объяснил им, что убийца-маньяк — социопат Сафоненко.
Двинятин спросил:
— А где теперь Авангард-Антон?
— В психбольнице. Признали невменяемым.
* * *
Самолет принялся медленно поворачивать на взлетную полосу. Стюардесса попросила пассажиров пристегнуться, все подчинились и настроились на взлет.
Однако самолет не проехал по полосе и ста метров, как пилот остановил «Боинг». Один из пассажиров прокомментировал:
— Кто-то опоздал на самолет? Вон трап подводят!
Двинятин зло подумал: «Какая-то важная шишка… А как же! Мы — простые смертные, должны ждать, пока на борт поднимется кто-то из “слуг народа”, которым почему-то тоже срочно необходимо лететь в Китай! Они же не могут, как нормальные люди, вовремя приехать в аэропорт!»
Тот же голос, который комментировал подачу трапа, сообщил:
— Отъехал трап! И машина сопровождения отъезжает…
«Какое облегчение! — снова мысленно иронизировал Андрей. — Наконец-то мы взлетим!»
Крылатая машина мерно загудела, моторы заработали, и взлетная полоса стала стремительно уходить под брюхо самолета. Он плавно оторвался от земли, набирая скорость и высоту и поднимаясь все выше и выше. Когда лайнер оставил под собой землю и кудрявых белых барашков — пасущиеся стада облаков, Двинятин опустил на глаза маску для сна. Это была его старая маска, которую он использовал во время тренировок боевых искусств — для развития обоняния, осязания и слуха.
Только он расслабился, как уловил тонкий запах знакомых духов. «Стюардесса душится теми же духами, что и Вера!» — с некоторой грустью подумал он, вздохнув. Они попрощались с любимой сегодня, но ему показалось, что она не очень-то опечалена его отъездом. Неужели она уже не так сильно его любит?…
Ему расхотелось спать, но и глазеть по сторонам не было желания. Столько часов полета, нужно настроиться на отдых. Однако и с закрытыми глазами он учуял, что в соседнее кресло, пустовавшее еще несколько минут назад, кто-то уселся. Он сдернул с лица маску для сна.
Рядом с ним сидела Вера. Этого не может быть! Они же три часа назад простились, и она осталась дома, в домашнем велюровом костюмчике, в тапках с зайцами, ненакрашенная, сонная и такая родная… И не очень расстроенная тем, что им предстоит очередная разлука. Но ведь глаза его не обманывают? Или он заснул и видит сон?
Она прикоснулась к его руке теплой нежной ладонью, и это тепло не обманывало. Вера была рядом не во сне, а наяву!
— Отвечаю на все незаданные вопросы, — смилостивилась она. — Я лечу с тобой в Китай. Мне тоже хочется посмотреть на живых мишек-панд. А не говорила я тебе об этом потому, что хотела тебе сделать сурпрайз!
— Но ты же терпеть не можешь сюрпризы, — еще как-то не очень уверенно сказал Двинятин.
— Я не люблю. Но ты ведь любишь? Или я что-то сделала не так?
Глаза и губы ее улыбались, на щеках появились милые ямочки.
Он обнял ее, прижался лицом к лицу любимой, прошептал:
— Все так! Все именно так, как нужно!