21
Барраган с бокалом пунша в руке лежал в шезлонге на краю клубного бассейна и созерцал стройное тело девушки, которая плавала длинными гребками от стенки к стенке. Он провел здесь все утро, удивляясь собственному спокойствию и хладнокровию. Душа его не испытывала ни малейшего угрызения совести. Напротив, плечи его расправились, будто с них свалилось тяжкое бремя. Вчера, застрелив Эскилаче, он вернулся домой, улегся под бок Каталине и мгновенно погрузился в глубокий здоровый сон.
— Вас настоятельно просят ответить, доктор. — К нему подошел официант и подал переносную телефонную трубку.
— Доктор Барраган, случилось ужасное! — Он узнал голос Начи.
— Что именно?
— Убили доктора Эскилаче!
— Не может быть!
— Да, доктор, вчера вечером!
— Я немедленно приеду.
Он позвонил Каталине и сообщил печальную новость.
— Как такое могло случиться? — В голосе жены звучала тревога.
— Не знаю. Я говорю из клуба, сейчас же еду в контору, попытаюсь оттуда все выяснить. Позвоню, как только что-нибудь узнаю.
Он быстро оделся и приехал в контору. При въезде в гараж чуть не задел низенького пузатого мужчину, с безмятежным видом сидящего на каменном бордюре и читающего свежий номер «Эспасио». То был Эмир Эступиньян. Барраган позвонил в несколько мест, прослушал сообщения на автоответчике, потом опять сел в машину и поехал в морг больницы Сан-Игнасио. Низенький мужчина уже исчез с тротуара перед гаражом, но Барраган не придал этому значения.
— Родственник? — спросил его человек в белом халате.
— Да. Покойный был дядей моей жены.
— Пойдемте.
Отвернули край простыни, и позеленевшее лицо Эскилаче будто высунулось из далекого прошлого. Кровавая короста на пулевом отверстии почернела.
— Родственник? — К нему подошел другой мужчина.
— Да, я уже назвался вон тому медику.
— Полиция. Позвольте задать вам несколько вопросов.
— С удовольствием.
— Вы уже знаете об обстоятельствах гибели?
— Моя секретарша говорила мне что-то… Это произошло в его кабинете вчера вечером, кажется?
— Да.
— Не могу поверить, дикость какая-то!
— В наши дни такое с кем угодно может случиться, сами знаете.
Они присели на скамейку анатомического театра. Баррагану стало холодно и неуютно.
— Вы часто с ним виделись?
— Да, мы вместе работали по ряду дел, а кроме того, он почти каждое воскресенье обедал у нас дома.
— У вас есть предположения, кто мог его убить?
— Нет, в данный момент никаких предположений. Вы уж извините, не могу в себя прийти от неожиданности.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Два дня назад.
— Может, он нервничал, упоминал в разговоре что-нибудь, указывающее на опасность?
— Марко Тулио был человек-кремень. Если прямо не скажет — у меня, мол, проблемы — ни за что не догадаешься.
— А в чем заключалась ваша совместная работа в последнее время?
— Как обычно, передача имущественных прав.
— А что конкретно?
— Многоквартирное жилое здание на Павле Шестом — владелица умерла, а наследников не осталось, потому это дело и попало к Эскилаче. Я по договору занимался оформлением документов.
— Это все?
— Нет, конечно. Если хотите, подъезжайте ко мне в контору, секретарша подготовит список дел с кратким содержанием каждого.
Он вручил детективу свою визитку и поднялся со скамьи.
— Простите, но мне пора ехать за женой.
— Да, я вас больше не задерживаю.
На улице Барраган вдохнул полной грудью вечерний воздух. Теперь на пути к реализации его планов одним препятствием меньше, но нельзя забывать об осмотрительности, ведь именно на завершающем этапе любой сделки поскользнуться легче всего. Он сел в свой «пежо» и покатил по Седьмой, насвистывая и отстукивая ритм ладонями по рулю под песенку Глории Гейнер «I will survive», которую передавали по «Караколь-стерео». Позади, в допотопном такси, точно соответствующем определению «старый драндулет», за ним следовал Эступиньян.
— Если не везет, так не везет! — рассуждал таксист, размахивая руками и поглядывая в зеркальце на пассажира. — Взять хотя бы тот удар, когда мяч попал по перекладине. Я, когда увидел, закричал — гол, мать вашу! Ведь мяч уже в воротах был, ну? А он, сучара, взял и отскочил, подлюка! Я даже за голову схватился!
— Это наша вечная проблема, если хотите знать, — ответил Эступиньян, не отрывая взгляда от «пежо». — У нас вся страна такая — что ни удар, то по перекладине. И при этом имейте в виду, что попасть в перекладину намного труднее, чем забить в ворота, верно?
— Ну да, оно, конечно…
— Хефе, прибавьте газа, а то он от нас оторвется.
— Не парьтесь, никуда он не денется, застрянет на светофоре с Пятидесятой. Там в это время уже пробка. А позвольте вас спросить?
— Конечно, уж это проще простого.
— Вы из полиции?
— Нет, я частный детектив.
— Ух ты, ё… Правда, что ли?
— Да, слежу за подозреваемым.
— Магаррет…
— Что?
— Магаррет, говорю, из «Гавайи 5–0»!
— А, да, то же самое.
Таксист вдруг поехал быстрее.
— Так может, этот мен убийца? Поймаем его?
— Нет, не убийца, — засмеялся Эступиньян.
— Тогда кто? Нарк? Только не это…
— Если бы нам еще и за нарками приходилось гоняться на такси, тогда бы мы точно были в заднице.
— Лучше я больше не буду задавать вам вопросов, чтобы не подвергать опасности себя и своих близких.
— Да, лучше не надо. Лучше смотрите на дорогу, чтобы не подвергать опасности себя и меня.
На письменном столе Тифлиса в его кабинете в гостинице «Эсмеральда» лежал свежий номер «Боготано» с фотографией пробитой пулей головы советника Эскилаче на первой полосе. Набранный огромным шрифтом заголовок кричал: «Даже не успел закрыть глаза — на кого они смотрели?»
— Кто-то объявил нам войну, клянусь матерью, — говорил Тифлис Хамелеону. — Сначала прикончили двух ребят в квартире журналиста, затем пропадает Рунчо, а теперь вот это!
— Да, хефе! Дерьмовые наши дела!
— Похоже, нам сейчас надо держаться тише воды, ниже травы, да высматривать, откуда вылетели пули. Как по-вашему?
— Да, хефе. Дерьмовые наши дела.
