Пару раз до этого они приезжали сюда искупаться и пожевать бутерброды на скалистом склоне — им нравился этот суровый остров неподалеку от Оландского архипелага. Малер любил помечтать, что когда-нибудь выкупит две маленькие рыбацкие хибары — единственное жилье на этом острове.
Анна села и огляделась вокруг.
— Красота какая...
— Да.
Приземистые кусты можжевельника покрывали голые скалы, которые начинались у самой кромки воды. Заросли вереска, редкая ольха. Остров был совсем маленьким — чтобы его обойти, хватило бы и пятнадцати минут. Скудная растительность. Крошечный мирок, который можно охватить взглядом.
Они молча вытащили вещи и перенесли Элиаса к дому. Последнее время разговаривал в основном Малер, теперь же, когда говорить было незачем, они совсем перестали общаться.
Они уложили Элиаса на землю, покрытую вереском, и пошли разыскивать ключ. Они проверили туалет метрах в пятидесяти от дома, отметив, что содержимое выгребной ямы совсем засохло, — по-видимому, люди здесь давно не появлялись. Затем осмотрели все камни вокруг крыльца, все ямки и углубления, и даже водосточную трубу. Ключа не было.
Малер вытащил инструменты и взглянул на Анну, ища поддержки. Дочь кивнула. Он вставил ломик в щель между дверью и косяком, вбил его покрепче молотком и отжал. Замок тут же поддался. Дверь слегка перекосилась, но открылась.
Пахнуло затхлостью — хороший признак, значит, дом не такой уж хлипкий, как кажется. Немаловажная деталь, если им придется застрять тут надолго. Малер осмотрел дверной косяк — замок вырвало с мясом, так просто не починишь, хозяевам придется купить новый. Малер вздохнул:
— Ну да ладно, оставим им немного денег перед отъездом.
Анна осмотрелась по сторонам, любуясь островом, залитым лучами предзакатного солнца и добавила:
— Или даже много.
Дом был не больше двадцати квадратных метров и состоял из двух комнат. Здесь не было ни воды, ни электричества, но в кухне стояла плитка с двумя конфорками, подключенная к здоровенному газовому баллону. На кухонной столешнице валялась канистра с краном — видимо, для воды. Малер поднял канистру — пусто. Он ударил себя по лбу.
— Вода! — произнес он. — Воду забыл.
Анна остановилась на полпути к комнате, куда она несла Элиаса.
— Ну и что? — Она кивнула на сына. — Ему же морской воды достаточно.
— Ему-то да, — ответил Малер. — А нам как быть? Тоже будем пить морскую воду?
— А что, обычной совсем нет?
Пока Анна укладывала сына, Малер шарил на кухне. Он нашел там почти все, что рассчитывал найти, и потому не стал брать с собой: тарелки, ложки-вилки, две удочки и одну рыболовную сеть. Не было только воды. Открыв холодильник, тоже работающий от газового баллона, Малер обнаружил там бутылку кетчупа и несколько банок килек в томате. Он покрутил вентиль баллона — пусто. Проверив второй баллон, Малер услышал шипение и тут же перекрыл газ.
Вода.
Воду он забыл по той же причине, по которой так в ней нуждался — это было нечто само собой разумеющееся. В Швеции не нашлось бы, наверное, ни одного дома без собственной системы водоснабжения или хотя бы колонки в двух шагах ходьбы. Вода есть всегда и везде.
Везде, кроме шхер.
Малер внезапно застыл посреди кухни. Перед глазами его встала картина — тролль жарит рыбу на костре. Такая же висела у него над кроватью, когда он был маленький... Стоп, этого не может быть, он ясно помнил, что картина появилась намного позже.
Он последний раз обвел глазами кухню, но воды нигде не было видно.
Анна уложила Элиаса и теперь стояла возле кровати, изучая картину на стене. На картине был изображен тролль, жарящий рыбу на костре.
— Смотри, — обратилась к нему она. — У меня точно такая же была...
— Да, висела у тебя над кроватью, когда ты была маленькой.
— Да. А ты откуда знаешь? Ты же нас никогда не навещал?
Малер сел на стул.
— Услышал, — ответил он, — я тоже иногда могу мысли читать.
— А его ты тоже слышишь? — Анна кивнула на сына.
— Нет, он же... — Малер прикусил язык. — А ты слышишь?
— Да.
— И ты молчала?!
— Почему? Я говорила.
— Ничего ты мне не говорила!
— Ты просто не хотел ничего слушать.
— Надо было сказать прямым текстом...
— Господи, да ты послушай себя! — перебила его Анна. — Я ему объясняю, что могу читать мысли Элиаса, так вместо того, чтобы поинтересоваться, что творится у ребенка в голове, он опять меня в чем-то обвиняет.
Малер взглянул на Элиаса, прислушиваясь к своим ощущениям. В голове замелькали обрывки мыслей, сменяющиеся прежде, чем он успевал за них ухватиться, — с тем же успехом это могли быть его собственные мысли. Малер встал, открыл термосумку, вытащил молоко и отхлебнул прямо из пакета. Все это время он чувствовал на себе взгляд Анны. Малер протянул ей пакет, мысленно спросил: хочешь?
Анна покачала головой. Малер вытер рот рукой, поставив пакет обратно.
— И что же он говорит?
Анна улыбнулась:
— Что надо.
— В смысле?
— Ну, он же не с тобой говорит, а со мной. Значит, тебе и знать не надо. Не буду я тебе ничего рассказывать.
— Бред какой-то.
— Думай что хочешь.
Малер сделал пару шагов по комнате, взял с бюро гостевую книгу, перелистал — страницы пестрели словами благодарности, вроде «спасибо за теплый прием». Может, им тоже что-нибудь написать перед отъездом?.. Малер обернулся. — Врешь ты все, — произнес он. — Никогда про такое не слышал. Мертвые не могут общаться с живыми, это тебе просто кажется.
— Может, дело не в том, что не могут, а в том, что не хотят.
— Ага, конечно! Ну и что же он тогда говорит?
— Я же тебе уже сказала...
Анна села на край кровати, глядя на него почти с состраданием. Малера взяла злость. Это несправедливо. Это он спас Элиаса, он с ним нянчился, в то время как Анна просто... паразитировала. Малер шагнул к дочери, подняв указательный палец:
— Ты не смеешь...
Ни с того ни с сего, Элиас сел в кровати, уставившись на Малера.
Это еще что такое?!..
Висок пронзила острая боль, словно там лопнул сосуд, и Малер, потеряв на миг равновесие, чуть было не споткнулся о тканый коврик. Он облокотился о бюро, но, вопреки ожиданиям, боль прошла так же неожиданно, как и началась. Он инстинктивно вскинул руки, твердя:
— Я больше не буду... не буду... — сам не зная, что именно он больше не будет.
