Книга Конформист - Альберто Моравиа

— Войдите.

Дверь медленно открылась, и какое-то мгновение никого не было видно. Потом осторожно показалась честная, незлобливая, широкая физиономия агента Орландо.

— Можно, доктор? — спросил агент.

Прошу вас, Орландо, — сказал Марчелло официальным тоном, — проходите. Вы что-то хотите мне сказать?

Орландо вошел, закрыл дверь и приблизился, пристально глядя на Марчелло. Тогда впервые Марчелло заметил, что добродушным в этом цветущем, раскрасневшемся лице было все, кроме глаз, маленьких, глубоко посаженных под лысым лбом, сверкающих как-то по-особому. "Странно, — подумал Марчелло, глядя на него, — что я не заметил этого раньше". Он указал агенту на стул, и тот повиновался, не говоря ни слова и не сводя с Марчелло блестящего взора.

— Сигарету? — предложил Марчелло, подвигая к Орландо коробку.

— Спасибо, доктор, — сказал агент, беря сигарету.

Последовало молчание. Потом Орландо выпустил дым изо рта, посмотрел на горящий кончик сигареты и спросил:

— Знаете, доктор, что самое любопытное в деле Квадри?

— Нет, а что?

— То, что оно было не нужно.

— Что это значит?

Это значит то, что по возвращении с задания, сразу после перехода границы, я отправился на свидание к Габрио в С., чтобы обо всем доложить ему. Знаете, что он мне сказал первым делом? "Вы получили контрприказ?" Какой, спрашиваю, контрприказ? Контрприказ, говорит он, об отмене задания… Почему об отмене? А потому, отвечает он, что в Риме вдруг пришли к выводу, что сейчас было бы полезно сближение с Францией, и они думают, что выполнение задания могло бы поставить под угрозу переговоры. Тогда я говорю: до моего отъезда из Парижа я не получал никакого контрприказа, видно, его послали слишком поздно. Во всяком случае, задание выполнено, как вы сможете узнать из завтрашних утренних газет. Тут он начал орать: вы звери, вы меня погубили, это может испортить франко-итальянские отношения в такой деликатный момент международной политики, вы преступники, что я теперь скажу Риму? Скажите, отвечаю ему спокойно, правду: что контрприказ был послан слишком поздно. Вы поняли, доктор? Столько трудов, два трупа, а потом оказывается, что это было не нужно, даже нежелательно!

Марчелло ничего не сказал. Агент сделал еще одну затяжку, а потом довольно произнес с простодушной высокопарностью необразованного человека, питающего слабость к высоким словам:

— Судьба…

Последовало новое молчание. Агент продолжил:

В последний раз я согласился на подобное задание, в следующий раз — сачкану. Габрио орал: вы звери, а это как раз неправда: мы люди, а не звери.

Марчелло потушил выкуренную до половины сигарету и зажег новую. Агент заговорил снова:

— Конечно, что ни говори, случаются и неприятные вещи, взять хотя бы Чирринчоне…

— Кто такой Чирринчоне?

Один из тех, кто был со мной. Сразу после дела, в этой сумятице, я случайно поворачиваюсь и вижу, что он лижет кинжал. Кричу ему: что ты делаешь? Ты что, с ума сошел? А он мне: "Кровь горбуна приносит удачу". Вы поняли? Варвар, я чуть было его не застрелил.

Марчелло опустил глаза и машинально поправил бумаги, лежавшие на столе. Агент умоляюще покачал головой и опять заговорил:

— Но больше всего мне было неприятно то, что случилось с синьорой, она была ни при чем и не должна была погибнуть, но она бросилась вперед, чтобы защитить мужа, и две его пули достались ей, а он побежал в лес, где его как раз и настиг этот варвар. Она была еще жива, и я вынужден был пристрелить ее. Мужественная женщина, храбрее многих мужчин.

Марчелло поднял на агента глаза, как бы давая ему понять, что визит окончен. Орландо понял и встал. Но ушел не сразу. Он оперся обеими руками о письменный стол, долго смотрел на Марчелло своими сверкающими глазами, потом с той же напыщенностью, с какой незадолго до этого произнес "судьба…", сказал:

— Ради семьи, ради отечества, доктор.

Тогда внезапно Марчелло вспомнил, где он уже видел этот сверкающий необычный взгляд. Точно такое же выражение глаз было у его отца, все еще запертого в клинике для душевнобольных. Он холодно заметил:

— Отечество, может быть, и не требовало так много.

Если оно не требовало, — сказал Орландо, придвигаясь к нему и повышая голос, — тогда зачем они заставили нас сделать это?

Марчелло поколебался, потом сказал сухо:

— Вы, Орландо, выполнили ваш долг, этого вам должно быть достаточно.

Он увидел, что агент, по-прежнему подавленный, выслушал его с одобрением и слегка склонился в почтительном поклоне.

Тогда, после наступившего молчания, сам не зная почему, возможно, для того, чтобы развеять собственную тревогу, схожую с беспокойством агента, Марчелло мягко добавил:

— У вас есть дети, Орландо?

Еще бы, доктор! У меня их пятеро. — Агент вытащил из кармана толстый потрепанный бумажник, вынул оттуда фотографию и протянул ее Марчелло. На фотографии по росту было выстроено пять детей, от шести до тринадцати лет: три девочки и два мальчика, все празднично одетые — девочки в белом, мальчики в матросках. Как заметил Марчелло, у всех пятерых были круглые, кроткие, послушные лица, похожие на отцовское. — Они сейчас в деревне вместе с матерью, — сказал агент, забирая фотографию, — самая старшая уже работает у портнихи.

— Красивые дети и похожи на вас, — сказал Марчелло.

— Спасибо, доктор. Ну, до свиданья.

Приободрившись, агент дважды поклонился, пятясь задом к выходу. В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появилась Джулия.

Доктор, до следующей встречи, до следующей встречи. — Агент посторонился, пропуская Джулию, и исчез.

Джулия подошла и сказала:

— Я проходила мимо и решила навестить тебя. Как дела?

— Превосходно, — ответил Марчелло.

Стоя у стола, она смотрела на него с сомнением, неуверенно, боязливо, наконец спросила:

— Тебе не кажется, что ты работаешь слишком много?

Нет, — ответил Марчелло, украдкой бросив взгляд на открытое окно. — А в чем дело?

У тебя усталый вид. — Джулия обошла вокруг стола и остановилась, прислонившись к подлокотнику кресла, потом взглянула на разбросанные по столу газеты и спросила: — Есть что-нибудь новое?

— О чем?

— В газетах, о деле Квадри.

— Нет, ничего.

Она заметила, помолчав:

Я все больше убеждаюсь, что его убили люди из его собственной партии. А ты что об этом думаешь?

Это была официальная версия, сообщенная итальянским газетам службой пропаганды в то самое утро, как только новость прибыла из Парижа. Марчелло видел, что Джулия упомянула об этом из добрых побуждений, почти надеясь убедить самое себя. Он сухо ответил: