– Пожалуйста…
– Знаю, родная, знаю…
Он ласкал упругие груди, пока с ее губ не сорвался жалобный стон. Тогда он стал сосать распаленные маковки с такой силой, что стенки ее лона судорожно запульсировали. Пришлось закусить губу, чтобы не взмолиться о новых, еще более исступленных ласках.
– Господи, что ты делаешь со мной, - охнул Слоан, прижимаясь к ее бедрам своими, и Хизер непроизвольно выгнулась, жадно втягивая ноздрями запах его разгоряченной кожи. Он прав, противостоять этому желанию невозможно. Ее разум и воля бессильны перед ним.
Юбки ее взлетели вверх, алчная рука легла на пушистый холмик. И когда его пальцы отыскали прорезь в кружевных панталонах, она поняла, что поединок проигран. Остается лишь сдаться на волю победителя.
Слоан коснулся ее, но тут же отдернул руку. Она уже была бесстыдно мокрой, истекала хмельным соком любви, и он принялся потирать ее, намеренно пытаясь воспламенить еще сильнее.
– Сейчас я сюда войду, - властно объявил он. - Хочу ощущать, как ты сжимаешь меня. Жаркая. Влажная. Тугая…
Хизер тихо вскрикнула, когда его палец раскрыл тесно прилегавшие друг к другу лепестки, но ноги сами собой разомкнулись, подстегиваемые желанием. Слоан не спускал с нее горящих глаз.
– Не противься мне, милая. Дай себе волю. Делай со мной что пожелаешь.
И, встав на колени между ее раздвинутыми ногами, стянул панталоны и прижался губами к вздрагивавшему животу.
– Слоан… нет…
– Да. Ты жаждешь этого не меньше меня. Едва отросшая щетина чуть царапнула внутреннюю сторону ее бедер; он развел ее ноги шире.
– Я поцелую тебя… там… любимая…
И он завладел ее истосковавшейся по его губам пещеркой в головокружительном поцелуе. Только жалкие остатки гордости удержали Хизер от безумного крика.
Сжимая полные округлые ягодицы Хизер, он продолжал испепелять ее сладостными ласками, воспламенять каждым проникновением языка все нарастающий водоворот наслаждения. Чувствительная плоть чуть вздрагивала, сжималась и содрогалась, но он продолжал играть на ней, как на драгоценном инструменте, лизал, покусывал, сосал, и Хизер, всхлипывая, металась под ним. Цепляясь за его плечи, она молила остановиться, но он лишь что-то невнятно ворчал в ответ. А вскоре она окончательно забыла о стыдливости и скромности и мучительно алкала его прикосновений. Она умрет, если он сейчас остановится!
Хизер теряла сознание и разум в долгом, бесконечно долгом приливе наслаждения, пока его рот терзал ее, посылая острые, безжалостные молнии с каждым движением, рождая первобытную жажду экстаза.
– Я так затвердел, что взорвусь, если немедленно не утону в тебе.
Слоан не дал ей времени опомниться от сокрушительной разрядки. Его давно сдерживаемое желание рвалось наружу. Приподнявшись, он стал торопливо расстегивать брюки, пытаясь освободить восставшую плоть. Обжигая Хизер синими глазами, он подмял ее под себя и обжег раскаленным клеймом своей страсти.
– Слоан…
– Я не могу сейчас остановиться, - пробормотал он. - Слишком хочу тебя.
Шелковистая головка погрузилась в горячий бархат ее лона. Слоан застонал, а Хизер подалась ему навстречу. Но неожиданно он замер.
– Скажи мне, - раздался его гортанный голос. - Скажи, что хочешь меня так же сильно, как я тебя.
– Д-да, - выдавила Хизер, сгорая от желания вновь почувствовать в себе этот гигантский неумолимый стержень, достающий, казалось, до самого сердца. Ей хотелось закричать от глухого отчаяния, когда он неожиданно вышел из нее. Но Слоан немедленно снова ворвался, с еще большей силой. Хизер благодарно всхлипнула.
И то, что начиналось нежной прелюдией, превратилось в бушующий вихрь. Забыв обо всем, он снова сжал ее ягодицы и ринулся вперед, неукротимый, буйный, яростный, пронзая раз за разом ее беспомощное тело.
Они сжимали друг друга, как смертельные враги. Он брал ее настойчивыми, грубыми толчками, с восторгом ощущая полную власть над этой женщиной. Она принадлежит ему, и только ему!
Она рассыпалась миллионами легких сверкающих снежинок как раз за мгновение до того, как он последовал за ней. Сначала бурный шквал захватил жадными щупальцами ее, а потом и его. Ослепленный желанием, Слоан, сделал последний отчаянный выпад и с хриплым стоном отдался на волю экстаза.
Когда шторм стих, он обессиленно обмяк на ней, все еще изредка вздрагивая. Кожа поблескивала от пота, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.
Оба долго молчали. Истомленная любовью и тоской, Хизер тихо лежала в его объятиях.
– Этого… этого не должно было случиться, - прошептала она наконец. И Слоан с упавшим сердцем понял, что его жена плачет. Утешить ее, обнять… но Хизер боязливо съежилась, едва он чуть крепче сжал руки.
– Я просила тебя не притрагиваться ко мне. И недоговоренность, непонимание, обида вновь вернулись, полосуя их острым ножом отчуждения.
– Ты горела не меньше меня, - с трудом выговорил Слоан. - И не стоит этого отрицать.
Он прав, и в этом вся беда!
Хизер со стыдом вспоминала, как самозабвенно отдавалась его ласкам. Она совершенно беспомощна против его вожделения, тает при одном взгляде на него. И ничем ей не защитить своего сердца. Ее любовь стала главным ее врагом. Оставаться здесь - обречь себя на медленное угасание.
Глава 17
На следующее утро Хизер, то и дело смахивая горючие слезы, заставила себя приготовить завтрак для Дженны. Она с удовольствием спряталась бы куда-нибудь, скрыла от посторонних глаз свои муки, но с еще большим удовольствием уехала бы отсюда далеко-далеко. Только Дженна удерживала ее от этого шага.
Больше она не в силах здесь оставаться.
Сглотнув колючий комок, она невидящим взором уставилась в кухонное окно. Как невыразимо тоскливо провести остаток жизни в одиночестве, покинув все, что она привыкла считать родным: любимую дочь, мужа. Но что ждет ее, если она все же останется? Борьба за любовь человека, которому она безразлична? Она любит Слоана. Страстно. И поклялась рано или поздно заставить его забыть былые горести и беды. Но исцелить его так и не смогла. Глупая! На что она надеялась? Только последняя дурочка способна так себя переоценивать!
Сначала ей казалось, что можно довольствоваться лишь ролью любовницы Слоана, делить с ним физическую страсть и не требовать большего. Но оказалось, что это невозможно. Дальше переносить его безразличие она не в состоянии. Он никак не поймет, что его жизнь без нее - пустое, бессмысленное существование. Да и она тоже ничего не значит без него.
Ни один мужчина не имел над ней такой власти. До вчерашнего дня гордость запрещала ей молить о крохах его расположения. Но Хизер опасалась, что превратится в некое подобие назойливой нищенки, если проведет здесь хотя бы еще неделю. И тогда она пропала. Станет настоящей рабыней. Продаст тело и душу, будет терпеть жестокость и унижение, ибо так больна любовью к нему, что готова вынести все.
