— Ну, идемте же! — словно бы даже нетерпеливо пригласила Светлову Мария Иннокентьевна.
И она повела гостью по дому, по каким-то коридорам, лестницам и снова коридорам.
Светлова нервничала, но все-таки шла. Наконец, они остановилась, и хозяйка дома достала ключ…
— Проходите! — Мария Иннокентьевна отворила дверь и пропустила Аню вперед.
Светлова осторожно переступила порог и огляделась.
Любопытная комнатка… небольшая… без окон.
— А это чтобы воры не залезли, — объяснила, поймав Анин удивленный взгляд, Погребижская. — Коллекция у меня очень ценная.
— Правда?
— Вот, взгляните! — Мария Иннокентьевна указала на лежащий под стеклом вышитый кусочек ткани. — Это из монастыря.
— Из монастыря? — Светлова не смогла сдержаться и все-таки вздрогнула от неожиданности.
— Да, из монастыря… Что вас удивляет? — усмехнулась теперь совсем явно Погребижская. — В монастырях ведь удивительные мастерицы работали.
Прилежные, искусные…
— Вот как?
— Представьте! С некоторыми монастырями у меня, знаете ли, неплохие контакты.
— Любопытно.
— Как коллекционер я им интересна. Потому и вхожа в их замкнутый, закрытый для посторонних мир. Например, в одном европейском монастыре просто мечтают, чтобы я пожертвовала им вот это! — Погребижская указала на шитый золотой нитью кусочек бархата. — Кто знает, может, и завещаю! Во всяком случае, принимают меня там хорошо — все двери настежь.
— Да-да, — пробормотала Светлова. А про себя подумала: «Мне тоже показалось, что вы там все двери знаете. Все ходы и выходы».
— Вот так… Анечка… — отчего-то вздохнула за ее спиной писательница.
— А вот эта вышивка семнадцатый век — не иначе. Любой музей купил бы, да я не продам.
— А это что такое? — Аня наклонилась над старинным столиком со стеклянной столешницей, внутри которого лежали какие-то, явно тоже старинные, мутноватые на вид флаконы с притертыми пробками.
Погребижская ничего ей не ответила. Промолчала.
— Интересно, для чего они? — повторила свой вопрос Аня и оглянулась.
Но за ее спиной никого не было. Комнатка была пуста.
— Ау! Мария Иннокентьевна! — позвала Светлова.
Но никто не откликнулся.
Анна вернулась к двери. Дверь в комнату была закрыта…
Анна ее толкнула. Бесполезно. Дверь была закрыта на ключ!
«Вот почему они меня пустили в дом и согласились на этот визит… — поняла Светлова. — Они надеются, что я отсюда не выйду».
То, что не удалось в Дубровнике и в монастыре, по-видимому, случится здесь!
Вот дурочка-то, сама к ним пришла.
Но все же знают, куда она, Светлова, поехала… Дубовиков, Петя, Андрей Кронрод…
И что?! Все знали, куда поехал Селиверстов. А пропал по дороге! И нашелся в тверском лесу. И «бабушки» оказались ни при чем.
"Надо орать во все горло и звать Сидора Феофиловича, — решила Светлова.
— Потому надо орать и звать, что… Ну, в общем, пока не поздно!"
Они потому с ней еще ничего и не сделали… В общем, решили пока не трогать.
На всякий случай они пока Светлову в живых оставили — вдруг со Свинарчуком ничего не получится! Он мужик здоровый. Очень здоровый… Боятся, не справятся. А так, если его сейчас порешат, то и за нее примутся. Где он там, где он в доме бродит?!
Светлова набрала побольше воздуху в легкие, открыла рот…
Но вместо оглушительного ора вырвался только какой-то мышиный писк.
И чего стоят эти советы потерпевшим: «Кричите!»… Голос-то пропадает в такие… критические минуты.
— Сидор Феофилович! — жалким мышиным голосом все-таки позвала Светлова.
И вдруг круглая ручка двери шевельнулась, повернулась…
«Ну вот, докричалась… — обреченно подумала Аня. — „Бабушки“ услышали!»
Теперь все — ей конец.
Светлова затравленно оглянулась — ни окон, ничего… даже шкафа или угла, чтобы спрятаться, нет.
Дверь подергали.
И вдруг раздался страшный треск — дверь распахнулась.
Это был портовый грузчик Свинарчук, ломовым своим плечом вышибающий евродвери.
— Как я вас вычислил? — похвалился экстрасенс.
— Вот закрыли меня на ключ, — пожаловалась Светлова. — Пошутили, наверное.
— В этом доме плохо шутят. Очень плохо, — довольно мрачно заметил Свинарчук.
— Значит, вы меня спасли?
— Думаю, да, — без ложной скромности признался экстрасенс.
От экстрасенса пахло чем-то очень вкусным, чем-то таким… в высшей степени аппетитным!
— Чем это от вас пахнет? — немедленно поинтересовалась Светлова.
— Закуской, — утолил ее любознательность экстрасенс.
«Ах, ну да… — осенило Светлову. — Это же запах бочки с хорошо засоленными огурцами — такими крепенькими холодными, звонко хрустящими… с прилипшими белыми крупинками чеснока!»
— Вы в подвале, что ли, были? — тихо спросила она экстрасенса.
— Угадала.
— А что там?
— Там… косточки, моя дорогая.
— Какие?
— Ну, какие… прах, так сказать.
— Чей? .
— Человечка.
— А какого?
— Я не волшебник.
— Не прибедняйтесь!
— Могу только сказать, что там, по-видимому, замурован в стене прах человека.
— Так вы для Скотланд-Ярда, что — тоже?
— Угу.
— А знаете, мне почему-то именно о замурованных трупах сразу и подумалось, когда я узнала, что вы со Скотланд-Ярдом работаете…
— Угадали.
— А что там, в Англии, было?
— Один маньяк… Загородный дом… десять мальчиков.
— Ух, ты! — ужаснулась Светлова. — Десять мальчиков — это много. И вы всех нашли?
— А как же…
Светлова только восхищенно вздохнула.
— Сидор Феофилович… — нежно заметила она.
— Ну, чего?
— А почему вы не поменяете фамилию?
— А чем она вам не нравится? .
— А вам нравится?
— Нормальная.
— И не хотите поменять?
— А зачем? Я и с такой фамилией всем нужен. Не фамилия красит человека, а человек украшает собой свою фамилию. Вот самый хрестоматийный пример — Пушкин. Если бы поэт ее не прославил — была бы такая же смешная, как, например, Тушкин или Палкин.
