Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Гарольд вспомнил тех, кто ему помогал. Подумал об отвергнутых, нелюбимых — он сам был из их числа. А затем прикинул, чем все это окончится. Он вручит Куини подарки, поблагодарит ее — и что потом? Он вернется к своему прежнему, уже порядком подзабытому образу жизни, где люди отгораживаются от окружающего мира безделушками на окнах. Вернется в спальню, где будет лежать в одиночестве без сна, а Морин будет лежать в другой.
Гарольд закинул на плечо рюкзак и повернул прочь от ворот хосписа. Люди на шезлонгах не приподнялись и не посмотрели ему вслед. Его никто здесь не ждал, а потому не заметил ни его прихода, ни ухода. Самый выдающийся эпизод в жизни Гарольда не оставил по себе никакого следа.
В маленьком кафе Гарольд попросил у официантки стакан воды и разрешения воспользоваться туалетом. Он извинился, что ему нечем заплатить. Терпеливо подождал, пока она внимательно рассмотрит его всклокоченные волосы, продранный пиджак и галстук, постепенно спускаясь взглядом все ниже, к пропитанным грязью брюкам и остановившись, наконец, на тапочках для парусного спорта, едва видных под слоями синей изоленты. Она скривила рот и оглянулась через плечо на особу в сером пиджаке, беседующую с клиентами. Та женщина была старше по возрасту и, несомненно, по статусу. Официантка предупредила Гарольда: «Постарайтесь не задерживаться», — и проводила его до дверей уборной, стараясь невзначай не коснуться его.
В зеркале Гарольд увидел смутно знакомое лицо. Кожа на нем обвисла темными складками, словно на черепе было ее слишком много. На лбу и на скуле непонятно откуда появились порезы. Шевелюра и борода выглядели запущеннее, чем он предполагал, а из ноздрей и бровей выбивались отдельные колючие волоски, похожие на проволочки. Не старик, а посмешище. В нем не осталось ничего от человека, который пошел отправить письмо. В нем больше ничего не напоминало о паломнике, носившем футболку с надписью и позировавшем перед фотокамерами.
Официантка принесла ему воды в одноразовом стаканчике, но присесть не предложила. Он осведомился, не одолжит ли ему кто-нибудь бритву и расческу, но тут подоспела администраторша и указала ему на вывеску у окна: «Не попрошайничать». Она предложила Гарольду уйти по-хорошему, или она вызовет полицию. Он направился к двери, и никто не проводил его благоговейным взглядом. Гарольду подумалось, что от него, должно быть, дурно пахнет. Он так много времени провел под открытым небом, что уже забыл, какие запахи хороши, а какие — не очень. Он давно замечал, что люди конфузятся в его присутствии, и не хотел доставлять им лишних огорчений.
За столиком у окна молодая пара гулюкали над своим малышом. Резкая боль пронзила все естество Гарольда, и он еле устоял на ногах.
Он обернулся к администраторше и посетителям закусочной — они в упор смотрели на него. Гарольд сказал им:
— Я хочу видеть сына.
Выговорив эти слова, он весь затрясся — но не обычной дрожью, а забился в конвульсиях, идущих из самого его нутра. Скорбь перекосила ему лицо, раздирая грудь и пробивая себе путь к самому горлу.
— Где же он? — поинтересовалась администраторша.
Гарольд сжал кулаки, изо всех сил стараясь не упасть.
Администраторша снова спросила:
— Вы пришли сюда навестить сына? Он живет в Берике?
Кто-то положил руку на плечо Гарольду и участливо спросил:
— Простите, сэр, это вы идете пешком?
Гарольд судорожно вздохнул. Доброжелательность посетителя разорвала его душу напополам.
— Мы с женой читали о вас в газетах. У нас здесь живет знакомый, с которым мы давно потеряли связь. А на прошлой неделе мы приехали его навестить. Мы вспоминали о вас…
Гарольд слушал его, не отнимая руки, но ничего не отвечал — просто стоял с окаменевшим лицом.
— А кто ваш сын? Как его зовут? — не унимался человек. — Может быть, я могу чем-нибудь помочь?
— Его зовут…
Сердце Гарольда вдруг оборвалось, как будто он взошел на стену и оступился в пустоту.
— Он — мой сын… Его зовут…
Администраторша выжидательно и хладнокровно взирала на него. И посетители, и участливый человек, все еще державший Гарольда за рукав, тоже ждали ответа. Они даже представления не имели. Не могли вообразить себе того ужаса, смятения и раскаяния, что лютовали в сердце Гарольда. Он не мог вспомнить имя собственного сына.
На улице молодая женщина попыталась вручить ему какой-то листочек.
— Уроки сальсы для тех, кому за шестьдесят, — пояснила она. — Обязательно приходите. Начать никогда не поздно.
Но ему было поздно начинать. Давным-давно уже поздно. Гарольд исступленно помотал головой и, пошатываясь, двинулся прочь. Его ноги вдруг стали совершенно бескостными.
— Возьмите листовку, — не отставала девушка. — Всю пачку возьмите. Можете выбросить ее в корзину, если что. Мне просто очень хочется домой.
Гарольд, спотыкаясь, брел по улицам Берика с толстой кипой листовок, не зная, куда теперь идти. Люди уклонялись с его пути, но Гарольд шел, не обращая на них внимания. Он уже простил своих родителей за то, что они нехотя произвели его на свет. За то, что не научили любить и даже не научили нужным словам. Заодно он простил и их родителей, и тех, что были прежде них.
Ему хотелось только одного — увидеть своего сына.
27. Гарольд и другое письмо
«Милая девушка с автозаправки,
Я должен рассказать тебе всю правду. Двадцать лет назад я схоронил моего сына. Никакому отцу такого не пожелаешь: мне очень хотелось увидеть, каким человеком станет мой сын. И сейчас хочется не меньше.
Я до сих пор не понимаю, почему он так поступил. Он впал в депрессию и употреблял спиртное вперемешку с лекарствами. Не мог найти работу. И я всем сердцем жалею, что он не обратился тогда ко мне.
Он повесился в нашем сарайчике. Достал где-то веревку и привязал к одному из крюков, на которые я вешал садовые инструменты. Он так накачался спиртным и таблетками, что, по словам коронера, ему пришлось немало потрудиться, чтобы затянуть петлю. Установили, что это было самоубийство.
Именно я нашел его. И с трудом могу писать об этом. В тот момент я взмолился Богу, хотя, как я говорил тебе на автозаправке, с религией я не в ладах. Но тогда я взмолился: „Милостивый Боже, пусть он будет жив. Я что угодно сделаю“. Я снял его с крюка, но он был уже бездыханный. Я опоздал.
Зря мне сказали тогда, что он долго трудился, прежде чем затянул петлю.
Ужас, что потом творилось с моей женой. Она не выходила из дома, а на окна повесила тюль, потому что не хотела никого к нам приглашать. Все соседи постепенно разъехались, а новые не знали ни нас, ни того, что у нас приключилось. Но каждый раз, как Морин глядела на меня, я понимал: она видит перед собой мертвого Дэвида.
Она начала с ним беседовать. А мне объяснила, что он остался с ней. Она до сих пор ждет его. Морин сохраняет все в его комнате в том виде, как было в день его гибели. Я столько раз огорчался из-за этого, но она сама так пожелала. Жена не может смириться с его смертью, и я ее понимаю. Для матери такое невыносимо.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
