Сэр Питер был большой выдумщик, фантазер и артист. Он все время творил новый какой-то мир и, как настоящий художник, сам глубоко верил в него — ровно до того момента, пока не изобретал новый. Так и тут: я не сомневался, что здесь и сейчас, в разговоре со мной он, конечно же, и в самом деле прежде всего русский.
Мне тем легче было в это поверить, что внешне, в том числе и манерой говорить, и жестами, и голосом он был невероятно похож на замечательного актера и потрясающего рассказчика, острослова Ростислава Плятта, с которым у меня связаны очень теплые детские воспоминания и которого я не раз наблюдал не только на сцене, но и с близкого расстояния, в домашней обстановке. И еще что-то неуловимое — от Михаила Яншина и еще каких-то великих актеров МХАТа и Малого. Но в то же время и о том, что мой собеседник не раз играл Эркюля Пуаро в экранизациях романов Агаты Кристи, тоже забыть было невозможно. Чувствовалось в нем что-то эдакое вальяжно-бельгийское.
Ко всему прочему, по матери сэр Питер — потомок достославного русско-французского рода Бенуа.
Одна из баек-импровизаций Петра Ионовича звучала так. На встрече с Михаилом Горбачевым он попросил узнать: не родственник ли ему маршал Устинов, бывший министр обороны СССР? На что Горбачев якобы без секунды колебания ответил: и узнавать нечего, нет, не родственник. «Откуда вы знаете?» — удивился сэр Питер. «Он не может быть вашим родственником, потому что у него совершенно нет чувства юмора», — якобы отвечал генсек ЦК КПСС.
Понятное дело, это байка, но надо совсем не иметь чувства юмора, чтобы цепляться к Устинову, ставя его рассказы под сомнение. Ведь его бесчисленные мининовеллы и скетчи были в чем-то сродни не только фольклорным легендам, но и традиции парадоксов Оскара Уайльда. И даже что-то в них было от Льюиса Кэрролла и «Алисы в Стране чудес». В его рассказах сюрреалистические фантазии на темы этой странной жизни красиво и естественно переплетались с очень точными наблюдениями над людьми и над собой, а правда — с вымыслом. И с тонкой английской абсурдной иронией. В конце своего знаменитого романа-мемуара «Dear те» Устинов написал: «Мы через многое прошли вместе, дорогой я, но вдруг я осознал, что мы с тобой совершенно друг друга не знаем». «Dear те», кстати, буквально так и переводится «дорогой я», но в принципе это еще и присказка, восклицание, означающее удивление, типа: «Ничего себе!»
Ну вот и главный принцип Устинова-рассказчика был — удивить, непременно удивить. Рассказчиком же он, наверное, был самым сильным из всех, с кем мне привелось общаться в жизни (а я уж их навидался!). Один на один, да еще на протяжении доброго часа этот человек совершенно завораживал: еще бы — тебе доставалась вся энергетика, юмор, весь магнетизм, рассчитанный на целые залы.
И вот что он рассказал мне о своем странном происхождении.
Отец сэра Питера барон Иона Платонович фон Устинов был почему-то известен в семье под кличкой Клоп. То, что он не возражал против такого наименования, говорит о многом: о чувстве юмора для начала. Причем юмора оригинального, не каждому понятного.
Но к Ионе Платоновичу мы еще вернемся, потому что человек он был, безусловно, выдающийся, хотя его великие дела остались невоспетыми и не вознагражденными: хорошо хоть, сын за него «отыгрался» — получил все мыслимые и немыслимые награды, титулы и премии (включая двух «Оскаров»).
Каким образом Иона Платонович оказался немцем и фон-бароном? Если верить рассказу сэра Питера, все произошедшее с его семьей по мужской линии напоминает какую-то крутую голливудскую мелодраму.
Все началось с того, что его дед, Платон Григорьевич Устинов (никаких пока «фонов»), нормальный русский дворянин и кавалергард, упал на учениях с коня и сломал ногу. Перелом оказался непростой, нога срасталась крайне тяжело, и он почти два года пролежал на доске в тягостной неподвижности. «Ну что было ему делать? Не „Войну и мир“ же читать? Вот он взял и влюбился в немку из Поволжья — дочь пастора», — говорит сэр Питер.
Для того чтобы жениться на любимой, нужно было переходить в протестантство. Любовь — страшная сила, и все христиане — братья… Платон Григорьевич согласился. Но тем самым совершил преступление. За отречение от родной православной веры в то время наказывали. С ним еще мягко обошлись — выслали в Германию. Там бывший кавалергард отправился в Вюртемберг, королевой которого была Ольга, дочь российского императора Николая I, покровительствовавшая высланным из России. Он неплохо там пристроился и даже получил титул германского барона. Но в семье начались осложнения. Не знаю уж, какой повод дал супруге новоявленный фон Устинов, но страсти накалились так, что та попыталась его убить. В наказание Платон с ней развелся и уехал в Палестину, где нашел свою вторую жену — дочь того самого польского еврея и немки пополам с эфиопом.
От этого брака и появился на свет Иона Платонович по кличке Клоп. Кстати, прозвище это, возможно, объясняется вот чем: родился ребенок недоношенным, крошечным, довольно долго были серьезные сомнения, выживет ли. Его, как уверял меня сэр Питер, спасла авторучка «Ватерман», с помощью которой удавалось кормить младенца молоком. Он к ней так присасывался — не оторвать.
Но вот прошло время, разразилась Первая мировая война, и что же делает немецкий барон фон Устинов? С огромными трудностями добирается до России, чтобы вступить в армию и воевать на стороне первой своей родины, столь сурово с ним обошедшейся, против второй, которая его гостеприимно приютила. Но не успел: заболел и умер в Пскове, по дороге на фронт.
«Что может быть нелепее такого поведения? Это типичный пример нашего русского безумия», — с гордостью говорил восемьдесят лет спустя сэр Питер.
Трагическая ирония ситуации заключалась еще и в том, что спасенный «Ватерманом» и окрепший уже Клоп был тем временем мобилизован и должен был воевать на противоположной стороне — в армии кайзера. Слава богу, хоть не на Восточном, а на Западном фронте.
Дальше путаница и неразбериха продолжалась. По окончании войны Иона был неожиданно признан русским и репатриирован в Россию. Пробыл там совсем недолго, но успел влюбиться и жениться — на Наде Бенуа. А потом они сбежали от революции на Запад. Но не в Германию и не во Францию, а вовсе даже в Англию, чьим типичным представителем и любимым артистом предстояло стать их зачатому в Петрограде сыну.
Выбраться из России было, кстати, совсем непросто. Но вдруг сжалился и помог молодой комиссар. Звали парня в кожаной тужурке Иван Майский, и по очередной странной прихоти судьбы ему предстояло несколько десятилетий спустя стать советским послом в Лондоне.
Да, Голливуд вместе с индийским Болливудом отдыхают…
Но невероятно интересно было не только то, что сэр Питер мне рассказал, но и то, о чем он умолчал — ни слова не упомянув о другой, теневой стороне жизни своего отца.
Дело в том, что есть серьезные основания предполагать, что Иона Платонович Устинов был одним из самых значительных английских разведчиков времен Второй мировой войны. Его досье до сих пор засекречено, но известно, что именно он завербовал, а затем и контролировал одного из самых осведомленных и высокопоставленных агентов внутри немецкого посольства в Лондоне и, видимо, не его одного. Благодаря этому британская сторона была отлично осведомлена о планах Берлина. В своих воспоминаниях сэр Питер лишь упомянул вскользь, что его отец устраивал накануне и во время войны какие-то таинственные встречи между немцами и англичанами.
