— Извини, — сказал Айзек. — Поспи еще.
Исайя оперся на локти, глянул на жалюзи, через которые светила лампа вентиляционной шахты. В комнате сильно пахло асфальтом.
— Ты здесь, братец? — удивился Исайя.
— Пришел пораньше, — сказал Айзек.
Исайя хрипло рассмеялся. Закашлялся, утер рот тыльной стороной ладони. Айзек невольно подумал о его легких, о запахе асфальта, забившем все…
— Значит, говоришь, «пораньше», — сказал Исайя. — Звучит как условное освобождение.
Айзек засунул свой кейс подальше под кровать, снял рубашку, надел свежую футболку. Поднял штору и посмотрел вниз. На улице был разбросан мусор.
Исайя заслонил глаза от немилосердного света лампы.
— Опусти.
Айзек опустил жалюзи.
— От меня жутко пахнет. Чувствуешь?
— Нет.
— Не ври, братец.
— Спи, не буду тебе мешать.
Когда Айзек подошел к двери, брат его окликнул:
— Тебе звонили. Какая-то леди.
— Детектив Коннор?
— Я сказал «леди».
— Детектив Коннор — женщина.
— Да? Красивая?
— Кто звонил?
— Это был не детектив, — улыбнулся Исайя.
— И кто же?
— Что-то ты разволновался.
— Зачем мне волноваться?
— Потому что она тоже волновалась. Вот так-то, братец.
— Кто? — спросил Айзек. Он знал и боялся.
— Угадай.
Айзек стоял молча.
Исайя лукаво приподнял брови.
— Некто по имени Клара.
Он не давал ей домашнего телефона. Вероятно, она взяла его на кафедре биостатистики. Или в делах выпускников. Ну вот, начинается…
Он постарался, чтобы голос звучал спокойно.
— Чего она хотела?
— Поговорить с тобой, братец. — Исайя захихикал. — Я положил номер ее телефона тебе под подушку. Начинается с 818, значит, ты связался с девушкой из Долины?
Айзек взял бумажку и сделал вторую попытку уйти из комнаты.
— Она красивая? Белая? По голосу слышно, что белая.
— Спасибо за то, что сообщил, — сказал Айзек.
— Тебе следует получше меня благодарить. Исайя снова уселся. Глаза засветились.
— Наверное, это та, с которой ты был вчера, верно? По голосу слышно, что с ней должно быть хорошо. Я прав?
— Не будь дураком, — сказал Айзек.
Исайя открыл рот, и лицо его сделалось старым. Он с размаху лег на спину, уставился в потолок. Одна рука, почерневшая от смолы, свесилась с кровати. Ногти растрескавшиеся, безобразные.
— Да, я дурак.
— Извини, братец. Я просто устал. Исайя повернулся лицом к стене.
ГЛАВА 37
Суббота, 22 июня, 14:00. Галерея «Флэш имидж». Бульвар Ланкершим, район Нохо
Разговоров о том, чтобы съехаться, больше не было. В пятницу вечером, после ужина Петра и Эрик поехали в Венис послушать джаз. Каждый на своей машине.
Гвоздь концерта — квартет, парни с сонными глазами играли старые стандарты. К одиннадцати часам Петра обессилела. Они вернулись в ее маленькую квартиру и уснули в объятиях друг друга. -
В субботу утром проснулись, чувствуя себя свежими и жаждущими секса.
Несколько часов бесподобных наслаждений. Потом засобирались в галереи Нохо: а вдруг удастся наткнуться на что-то, имеющее отношение к Омару Селдену.
Это была идея Эрика.
— Ты уверен? — спросила она.
— А почему бы и нет?
В самом деле, почему? Делать полицейскую работу — даже неофициально и, возможно, впустую — всяко легче, чем изводить себя мыслями о чем-то другом.
Квадратная миля в Ланкершиме к югу от Магнолии долгие годы имела недобрую славу рассадника мелких преступлений. Затем место облюбовала богемная публика, и благодаря услужливым застройщикам оно обрело возвышенную творческую атмосферу. Образовался этакий сплав богемной красоты и наследия сомнительного прошлого. Петра несколько раз бывала здесь на уличных ярмарках и в выставочных галереях. На ярмарках можно было отведать замечательные блюда национальной экзотической кухни. Там же торговали дешевыми сувенирами для туристов. В галереях выставлялись любопытные работы самонадеянных талантов.
В воскресенье ярмарок не устраивали, и Нохо казался тихим и серым, лишь в нескольких местах его оживляли красочные вывески клубов, кафе и выставок. Гуляющих было не слишком много, но выглядели они, по большей части, счастливыми.
Петра и Эрик поехали на ее «аккорде», припарковались на соседней улице и отправились на охоту. Из восьми галерей, посвященных фотографии, пять были закрыты. Из оставшихся трех одна знакомила с полароидными ландшафтами латвийского эмигранта (страшная дребедень). Вторая демонстрировала коллажи: на написанные маслом холсты с изображением деревянных блоков наклеены фотографии азиатских женщин.
Рядом с не функционировавшей Театральной академией находилась галерея, выставляющая черно-белые фотографии. Покоробившиеся деревянные полы и коричневые разводы на потолке говорили о протечках. Очень хорошее освещение и расписанные вручную перегородки обнаруживали попытку как-то принарядить помещение, отвлечь посетителя от бедственного положения здания. Но забыть об этом не позволял запах плесени.
Экспозиция этого месяца называлась: «Местные художники снимают Лос-Анджелес».
На первой перегородке вывешен список, где в алфавитном порядке перечислены полдюжины фотографов.
Первым в списке стояло имя: Овид Арназ.
Серийный убийца хорошо работал с камерой.
На выставку он представил полдюжины уличных сцен. Снимки не были обрамлены, они просто висели на деревянных стенах. Здания и боковые улицы, небо, голые деревья… людей на фотографиях не было. Судя по холодному свету и закрытым окнам, фотограф снимал зимой. Отсутствие активности говорило, что время съемок — раннее утро.
Ночной филин, прогуливающийся по пустым городским улицам с фотокамерой «Никон»?
«Хорошее использование структуры, Омар. Приличная композиция».
Фотографии были датированы и подписаны инициалами «О. А.». Снято полгода назад, значит, она была права, когда подумала, что фотографировал он зимой. Цены от ста пятидесяти до трехсот долларов. Две лучших работы — «Бассейн Сепульведы» и «Здание компании "Карнейшн" на бульваре Уилшир» — снимок, сделанный фотообъективом «рыбий глаз», — были помечены красными точками.
Чтобы показаться праздными посетителями, они двигались от одной фотографии к другой, пока не вернулись к работам Селдена.
