Пять минут спустя Эльза и Романо брели по дороге в Розенанно.
Первые триста метров они шли молча, потом Романо принялся рассказывать, что собирается немножко изменить меню в траттории и включить в него bistecca fiorentina[85], поскольку все больше и больше туристов спрашивают это блюдо.
– Я считаю, это великолепная идея, – сказала Эльза. – Но я всегда думала, что ты не любишь готовить мясо, из которого сочится кровь.
– Да, правда, терпеть не могу, – скривился Романо. – Но что же делать, если люди хотят именно такое.
И они снова замолчали на несколько минут, пока Романо не сказал:
– Что случилось, Эльза? Ты хотела мне что-то сказать?
– Да ничего! Просто я хотела немного побыть с тобой, и чтобы нам никто не мешал.
– Да, такое редко случается.
Эльза взяла его под руку и прижалась щекой к его плечу.
– Ты такой хороший, Романо. Честно. Такой классный!
Романо удивленно остановился.
– Что это ты вдруг?
– Просто так. Не могу себе представить лучшего отца, чем ты.
– Мне приятно, что ты так говоришь. – Романо был тронут.
– Я вообще считаю, что очень здорово то, как ты ведешь себя по отношению к маме. Не знаю, смогла бы я так. Что я воспринимала бы все так же хладнокровно, как ты.
– О чем ты? – Романо был крайне удивлен.
– Ну, я имею в виду, как ты все это выдерживаешь. Что ты ее не выгоняешь и не разводишься. Я считаю, это классно. Потому что иначе наша семья развалилась бы.
– А почему это я должен разводиться? – осторожно спросил Романо и уставился на носки своих туфлей, которые с каждым шагом все больше покрывались пылью.
– Ну, из-за этого дурака…
– Какого дурака, Эльза? Что ты имеешь в виду, черт возьми?
Эльза остановилась и сделала удивленное лицо.
– Ну, я имею в виду этого Антонио, любовника мамы. Я думала, ты знаешь… – Она посмотрела на него невинными глазами. – В конце концов, она каждый вторник и пятницу бывает у него, а кроме того устраивает свидания с ним в своем доме. И поэтому я считаю, что ты ведешь себя очень прилично.
Романо сел на выступ ограды и перевел дух.
– Так, а теперь давай помедленнее, Эльза. Обо всем, что ты сказала, я слышу впервые. Поэтому прекрати свои намеки и, будь добра, расскажи конкретно, что случилось.
– О боже, я этого не хотела! Лучше бы я ничего не говорила, папа! Забудь! Может, я и ошиблась!
– Уже слишком поздно. Итак, Эльза, с кем она встречается?
– Мне так жаль.
– Пожалуйста!
– Мне кажется, его зовут Антонио Грациани и у него магазин канцелярских принадлежностей на Виа ди Читта, но я не совсем уверена.
– Откуда ты это знаешь?
– Я видела их вместе.
– Ну, это еще ни о чем не говорит.
– Правда, это не обязательно должно что-то означать. Но выглядит он действительно классно. И он довольно молодой. Определенно не старше двадцати пяти лет.
«А Саре сорок лет…» – пронеслось у Романо в голове.
– Разве твоего друга не звали тоже Антонио?
– Да.
Эльза говорила так тихо, что Романо с трудом понимал ее.
– И разве у него не было магазина канцелярских принадлежностей в Сиене?
– Да.
– И ты видела его вместе с мамой?
– Да.
– При каких обстоятельствах?
– Она зашла в его квартиру.
Романо кивнул и прикусил губу.
– Понятно.
С его лица исчезли все краски. Оно стало бледным, как у покойника.
– Конечно, это нелегко для тебя. – Он обнял Эльзу за плечи. – Ладно, идем домой.
Он больше не мог вынести ни минуты этой прогулки.
55
Романо молчал. Он ничего не сказал Саре, только наблюдал за ней и внимательно прислушивался к тому, что она говорила. Он пытался осмыслить то, что узнал от Эльзы, пытался представить себе, что там было, но это ему не удавалось. Он чувствовал себя инопланетянином, который не понимает ничего из того, что происходит вокруг него.
Проснувшись, он лежал и слушал через закрытую дверь ванной комнаты шум воды, когда она принимала душ. Он думал, не пойти ли туда, не встать ли рядом под душ, не прикоснуться ли к ней, чего он уже давно не делал. Он думал так долго, что шум воды прекратился, и он понял, что она уже вытирается полотенцем. Через несколько минут она в банном халате зашла в спальню и принялась искать в шкафу свежее белье. Ему очень хотелось протянуть руку, почувствовать ее голую кожу, которая была еще теплой и влажной после душа, но он этого не сделал.
Он знал, что вот сейчас она пьет кофе в кухне, и думал, не стоит ли подсесть к ней, чтобы сказать, насколько бессмысленной была бы его жизнь без нее, но он этого не сделал.
Он стоял возле двери, когда она варила для Эди полную кастрюлю «здорового супа», и слушал, как она рассказывает ему историю о кролике Раббиа, который вообразил, что он лев, и хотел сожрать своего маленького брата. Всегда, когда напряжение нарастало, Эди визжал, а когда она высыпала из картонки достаточное количество изюма в его тарелку, булькал от радости.
Когда Эди наелся, она сунула ему в руки старый будильник, чтобы он играл с ним, и отослала в его логово. Потом она села в машину и уехала.
Он не сказал ей «buon giorno», не обнял ее, не заверил, что любит ее больше, чем жизнь. Было воскресенье, и он не знал, куда она поехала. Он был идиотом.
Когда она вернулась, он как раз готовил ризотто в траттории и смог только улыбнуться ей. Она исчезла в доме. Через десять минут она вышла, и он заметил, что она полностью переоделась. Она поздоровалась, поцеловав его в щеку. Это был первый поцелуй за целый день, хотя была уже половина пятого. А потом она уселась с газетой за один из столов на террасе, потому что еще не было посетителей.
– Тебе чем-нибудь помочь? – из вежливости спросила она, но он ответил отрицательно.
Хотя на Саре были солнечные очки, он долго всматривался в нее через окно кухни. Он изучал ее лицо, ее движения, пытаясь обнаружить хоть что-то, что позволило бы сделать вывод, что сегодня с утра она была у любовника. Но не увидел ничего.
Вскоре после этого она зашла в кухню.
– Сколько заказов у нас на сегодняшний вечер?
– Двенадцать.
– Ну, это немного. Я тебе нужна или могу уехать в свой дом?
Наверное, он посмотрел на нее, как раненая косуля, потому что она поспешно добавила:
