тишине. Закрыл за собой дверь, призвал из хранилища череп ящера, а из кармана достал Слёзы Мироздания. Тусклое белёсое свечение прорезало темноту, осветив комнату.
Забавно, но череп тут же отозвался едва ощутимой вибрацией. Будто он тянулся к слезам, жаждал получить их мощь. Значит, эта костяшка и правда может стать отличным артефактом. Нужно лишь правильно распределить потоки энергии, нанести пару сотен рун, выстроить между ними взаимосвязь, сформировать хранилище маны, а после… После молиться, чтобы эта гадость не рванула.
А ещё мне интересно, череп стал столь отзывчив к Слезам Мироздания после того, как прошел обработку в кислотной аномалии, или он изначально был таким? Если был таким изначально, то я смогу создать горы артефактов, так как в материалах дефицит не предвидится, а если же поработала аномалия…
Тогда мои артефакты будут чертовски дорого стоить во внешнем мире из-за сложности в производстве. И это отлично. Для того, чтобы завершить войны, мне понадобится очень много денег. Чёртовы горы наличности.
В прошлой жизни я иногда создавал артефакты из костей животных. Они выходили мощными, но одноразовыми. Костная структура не могла длительное время сохранять в себе большое количество маны, из-за чего я впоследствии и отказался от костяшек, перейдя на более энергоёмкие материалы. Различные кристаллы или магические руды по типу мифрила, подходили для артефактов куда лучше.
Но это не означает, что я не могу прямо сейчас создать нечто уникальное. Вот только что мне сейчас нужно? Магический щит, который укроет всю группу? Вещь полезная конечно, но это явно не то, чего я хочу. Сделать генератор маны? У меня для этого есть Галина, а остальные ребята едва владеют магией. Особого толка для группы нет. Тогда что? Погрузившись в мысли, я просидел в ванной, пока не услышал:
— Еда готова! Идите жрать, пожалуйста!
Отправил череп в хранилище и двинул на кухню. Там уже были такие ароматы, от которых живот сводило, а изо рта лилась слюна. На столе стояла пятилитровая кастрюля с рисовой кашей, рядышком банка с маринованными огурцами и шоколадка, разделенная на равные части.
Серёгу притащили на кухню и усадили на стул, так как нога уже не болела, но наступать на неё он пока не мог.
— Ну чё, пацаны? Бахнем кипяточку за наших добытчиков? — шутливо сказал Макар и поднял дымящуюся кружку.
Жаль, чая мы не нашли, как и кофе, вот и приходится пить кипяток. Мы отсалютовали ему кружками, но пить не стали. Нафиг нам этот кипяток, когда тут еда стынет? Набросились на кастрюлю и стали орудовать ложками. Звон и чавканье разносились на всю округу, словно мы сидели не на кухне, а в свинарнике. Что навело Макара на определённые мысли.
— Хы-хы. Рядовой Свинина жрёт свинину. Каннибал получается? — засмеялся Макар, из-за чего не успел увернуться от огненной рисовой каши, прилетевший прямо в глаз. — Ай! Ты чего творишь⁈
— Шутка у тебя огонь. Вот и решил поделиться щепоткой тепла, — улыбнувшись, ответил Прохоров, который ну очень не хотел оставаться рядовым и уж тем более Свининой.
Жирная, наваристая каша исчезала, оставляя после себя чувство насыщения. А когда мы её прикончили, настало время кипятка и шоколадки. Каждому досталось по три квадратика. Пожалуй, это был самый вкусный шоколад в моей жизни. Сидя на скрипучем стуле, я откусил небольшой кусочек, закрыл глаза от удовольствия и запил всё горячей водой. Восторг!
— А я, знаете, даже рад, что всё пошло по пи… Ну, вы поняли, — усмехнулся Макар. — Хорошая компания, приключения, что ещё нужно для счастья?
— Например, чтобы Остап был жив, — буркнул Артём, и я тут же решил сменить тему.
— Интересно, как там мама? Хорошо, что она была далеко от Екатеринбурга, поди, даже не знает, что город уничтожен. Надо найти её, — сказал я и сделал глоток горячей воды.
— Видать, мать у тебя добрая. А моим на меня плевать с высокой колокольни, — подал голос Макар и с горечи запихнул в рот сразу два кубика шоколада.
По этому жесту стало ясно, как сильно его это гложет. Это заметил и рядовой Свинина… В смысле Прохоров.
— Знакомо, — с печалью в голосе сказал Артём. — Я старался стать лучшим в Академии, но не вышло. Мамаша подождала год, а потом разочаровалась во мне и исчезла… Уже два года о ней ни слуха ни духа.
— Сочувствую, Тёмыч, — сказал Леший и положил руку на плечо Прохорова.
— Да всё нормально. Я давно понял, что я для неё лишь инструмент, чтобы получить власти и деньги. Как только инструмент испортился, его вышвырнули на помойку. — Прохоров посмотрел в пустоту, улыбнулся и поставил кружку на стол.
Тут в разговор вступил Серёга.
— Ты для своей хоть инструмент, а я лишь обуза. Мать сплавила меня Архарову, чтобы не тратиться на моё содержание. Так что из нашей компании единственный, кого действительно любят, это Мишка. — Сказав это, Сергей перевёл взгляд на Лешего. — А ты чего молчишь?
— А чё тут скажешь? Я сирота. — Наступила тишина.
Каждый из нас хоть изредка, но воспоминал родителей, но не Лёха. Я знал, что дело тут нечисто, но так был занят собственными проблемами, что не заметил его боль. За всё время, что я прожил в Михайловке, только Леший никогда не спешил домой! Не спешил, потому что этого самого дома у него никогда не было.
— Да я с рождения на вокзале жил. Какая-то пассажирка забыла меня на перроне в возрасте двух лет, и так и не вернулась. — Леший сказал это как-то буднично. Как будто это ничего не значило, хотя по глазам было видно, что душа всё ещё болит от несправедливости. — Меня сторож подобрал. Разрешил в сторожке жить. Порой подкармливал. А когда я подрос, то уже сам его угощал тем, что украду. Ну, Миха знает: то курицу копчёную утащу, то леща. — Секунду подумав, он добавил. — Знаете, я с самого детства смотрел на поезда и мечтал, что однажды отправлюсь в путешествие. И, похоже, моя мечта осуществилась.
— Ой, всё! Хорош, — отмахнулся Артём. — Разговор куда-то не в ту сторону зашел. Михаил Константинович, — обратился он ко мне официальным тоном. — Не соблаговолите ли вы сообщить нам, какими доминантами мы сегодня разжились?
— Ха-ха! Как настоящий аристократ заговорил, — засмеялся Макар. — Но этот вопрос и мне интересен. Что там
