Нейт посмотрел на Уэсли как на полного идиота и сказал:
— Уэсли, дни величия Управления полиции Лос-Анджелеса прошли. Они уже не вернутся.
— Я просто подумал, что работа, скажем, в Юго-Восточном участке принесет больше… пользы.
— Тогда вперед, — буркнул Нейт. — Можешь коротать долгие ночи, переходя от притона к притону, орать «Полиция!» и слушать, как спускают воду в туалетах по всему кварталу. Это единственное развлечение копов в неблагополучных районах. А вид проезжающих мимо бандитских «крейсеров» намного лучше, чем торжественные шествия по красным ковровым дорожкам, где звезды выставляют напоказ все свои прелести. Так, что ли?
Уэсли Драбб действительно стремился к настоящей полицейской работе на бандитских территориях или в любом другом месте, где требовались активные действия. Он становился все более нервным и напряженным, а Нейт до смерти надоел ему со своими бесконечными экскурсами в прошлое Голливуда.
Уэсли молча вел машину, кусая ноготь. Нейт наконец заметил это и произнес:
— Эй, напарник, что-то ты невесел. Может, проблемы с подружкой? Обращайся ко мне, я специалист в этом деле.
Уэсли не так давно закончил стажировку, поэтому не мог ответить: «Нейт, ты меня достал! Мне до смерти надоели твои путешествия в историю кинематографа». Вместо этого он ответил:
— Нейт, ты думаешь, мы должны кружить вокруг загородного клуба? Это зона Уилширского отдела. Мы работаем в Голливудской зоне.
— Прекрати говорить «отдел»! — взорвался Нейт. — «Участок» звучит солиднее. Терпеть не могу эти новые термины.
— Хорошо, Голливудский участок. Мы сейчас за его пределами. Это Уилширский участок.
— Подумаешь, несколько кварталов, — сказал Нейт. — Оглянись на это великолепие.
Нейт Голливуд имел в виду Россмор-авеню, на которой элегантные многоквартирные дома и дорогие кондоминиумы носили такие имена, как «Россмор», «Эль-Ройал», «Марлоу» и «Кантри-клаб мэнор», и располагались в пяти минутах ходьбы от частного поля для гольфа. Все они были построены во французском и испанском стиле Золотого века Голливуда.
Видя, что Уэсли не разделяет его энтузиазма, Нейт спросил:
— Может, хочешь проехаться мимо церкви сайентологов? Если повезет, увидим Джона Траволту. Но мы не можем приставать к их так называемым прихожанам, иначе на нас пожалуются фашисты из их службы безопасности. Ты знаешь, что они один раз пожаловались на наш вертолет? Сказали, что хотят сделать свою штаб-квартиру зоной, свободной от вертолетов управления полиции.
— Нет, — буркнул Уэсли. — По правде говоря, меня мало интересует сайентология или Джон Траволта.
— Как будто мы в Европе, — сказал Нейт, когда заходящее солнце озарило вход в «Эль-Ройал». — Разве ты не видишь, как Мэй Уэст выходит из этой двери под ручку с привлекательным актером и не спеша идет к ожидающему на улице лимузину?
«Мэй Уэст»[3]— так называл отец Уэсли Драбба спасательные жилеты, которые хранил на борту семидесяти пятифутовой яхты. Уэсли не знал, что их назвали в честь женщины, но повторил:
— Да, Мэй Уэст.
— Когда-нибудь я буду жить в одном из этих домов, — мечтательно произнес Нейт. — Раньше загородные клубы ограничивали членство евреев. И актеров. Говорят, Рэндолф Скотт сказал управляющим: «Я не актер и могу доказать это сотней картин». Но некоторые утверждают, что это был Виктор Мэтьюр. Или даже Джон Уэйн, но он вряд ли играл в гольф. Это история Голливуда, и не важно, кто это сказал.
Уэсли никогда не слышал о первых двух актерах-гольфистах. У него начались спазмы в мышцах шеи и челюстей. Он даже заскрипел зубами и расслабился, только когда Нейт вздохнул и сказал:
— Ладно, поедем найдем плохого парня и посадим его в тюрьму.
Наконец Уэсли Драбб с огромным облегчением повел машину прочь от киношного Голливуда в Голливуд настоящий.
Когда они проезжали центр геев и лесбиянок, на город упала тьма, и Нейт сказал:
— Здесь они могут расслабиться. Или напрячься. Это место голливудской мечты. Не понимаю, почему ты здесь не бываешь.
Через несколько минут на бульваре Санта-Моника Уэсли притормозил.
— Посмотри, как шагает тот парень. Давай его потрясем.
Нейт посмотрел на другую сторону улицы и увидел бледного исхудалого мужчину лет сорока с лишним в свитере с длинными рукавами и джинсах, который шел по бульвару, засунув руки в карманы.
— Ну и что ты в нем такого увидел?
— Держу пари, это не вставший на учет досрочно освобожденный. Он идет так, словно гуляет во дворе тюрьмы.
— Ты многому научился в отделе по борьбе с бандами, — заметил Нейт. — Может быть, даже чему-то стоящему, но я этого еще не заметил.
— Полицейские, осуществляющие надзор за досрочно освобожденными, с опозданием вводят данные в компьютер, но его все равно можно проверить. Даже если на него нет ордера, он может иметь при себе наркотики.
— Может, он ищет себе пару, — предположил Нейт. — Это бульвар Санта-Моника, прибежище мужской любви, гомосексуалистов и гомиков-убийц. Он может искать замену тому, кого оставил в тюрьме. Парня с татуировкой обнаженной бабы на спине и дыркой в заднице шириной с туннель метро.
— Мы можем его проверить?
— Да, давай, облегчи душу, — кивнул Нейт.
Уэсли остановил машину в нескольких метрах от мужчины, оба копа вышли и осветили его фонариками.
Худой человек, видимо, к этому привык: он остановился и вынул руки из карманов. С таким парнем можно было не вступать в предварительные переговоры, и когда Уэсли спросил, есть ли у него какое-нибудь удостоверение, тот сам, не ожидая требования полицейских, неохотно подтянул рукава свитера, показав предплечья, покрытые тюремными наколками поверх старых шрамов.
— Больше не колюсь, — заявил он.
Нейт перевел луч фонарика налицо мужчины и сказал:
— Глазки у тебя налитые, приятель.
— Я пью, как настоящий алкаш, — ответил бывший зек, — но не ширяюсь. Я устал сидеть по статье одиннадцать-пятьдесят пять. Я всегда ходил под кайфом, и меня постоянно арестовывали. Как будто по нескольку недель отсиживал пожизненное.
Уэсли записал данные мужчины, в удостоверении личности значилось имя Брайан Аллен Уилки, и пробил информацию по бортовому компьютеру. Оказалось, что его много раз арестовывали за хранение наркотиков, однако ордера на задержание не было.
Прежде чем отпустить его, Нейт спросил, куда он направляется.
— К Пабло, поесть тако.
— Это деревня наркоманов, — сказал Нейт. — Только не говори, что куришь «снежок», вместо того чтобы колоться.
