— Паолы тогда уже не было дома, она вышла за тебя замуж и уехала, — улыбнулась она. — Собственно, после вашей свадьбы уже прошло несколько лет, но, как я понимаю, дом без дочери все еще казался мне ужасно пустым. Разумеется, Франка гораздо младше Паолы, так что вполне возможно, что тосковала я не по дочке, а по внучке. По молодежи, одним словом. А Франка тут никого не знала. В те времена она была очень стеснительной, — добавила после паузы графиня. — Мне так хотелось ей помочь… Она ведь и до сих пор такая, правда? — взглянув на Брунетти, спросила она.
— Стеснительная? — уточнил он.
— Да.
— Думаю, да, — сказал Брунетти, как будто и не видел вчера вечером, как стеснительная Франка Маринелло застрелила человека. Брунетти не мог подобрать нужных слов и просто поблагодарил графиню: — Спасибо, что тогда усадили меня напротив нее. Обычно мне не с кем поговорить о книжках. В смысле, кроме как с вами. Вернее о книжках, которые нравятся мне, — добавил он, воздавая должное своей жене.
Лицо графини просветлело.
— Вот и Орацио мне то же самое сказал, — сообщила она. — Потому я и решила вас посадить друг напротив друга.
— Спасибо, — повторил Брунетти.
— Но сегодня ты ведь приехал из-за работы, не из-за книжек? — полуутвердительно спросила графиня.
— Да, совсем не из-за книжек, — сказал Брунетти, совсем чуть-чуть погрешив против истины.
— Так что ты хочешь узнать? — поинтересовалась графиня.
— Мне сейчас любая информация пригодится, — признался Брунетти. — Вы знали этого самого Террасини?
— Да, — кивнула графиня. — То есть нет. В смысле, я никогда с ним не встречалась, да и Франка о нем не распространялась Мне рассказывали о нем другие люди.
— Они рассказывали, что Террасини с Франкой любовники? — предположил Брунетти. Он боялся, что слишком рано задает этот вопрос, да еще так напрямик, в лоб, но ему необходимо было знать ответ.
— Да, именно.
— И вы им поверили? — спросил Брунетти.
— Гвидо, на этот вопрос я отвечать не стану, — холодно и твердо посмотрев на него, сказала графиня. — Она — мой друг, — с неожиданной силой добавила она.
Брунетти вспомнил, как она шептала пару минут назад, и, искренне недоумевая, спросил:
— Мне показалось или вы в самом деле только что упоминали какого-то дантиста?
Графиня так же искренне удивилась:
— Ты хочешь сказать, что ничего об этом не знаешь?
— Нет, — покачал головой Брунетти. — О Франке я ничего не знаю, — соврал он. — И о дантисте тоже. — А вот это уже было правдой.
— Это из-за дантиста у нее такое лицо, — добавила графиня, окончательно запутав Брунетти. Видя его озадаченность, она продолжила. — Я бы поняла, если бы Франка его убила! — возбужденно воскликнула она. — Впрочем, тут она опоздала — кто-то сделал это за нее.
С этими словами женщина умолкла и принялась изучать канал за окном.
Брунетти откинулся в кресле и обнял себя за плечи.
— Я ничего не понимаю, — сообщил он теще. Она осталась равнодушна к этим словам, и тогда Брунетти добавил: — Пожалуйста, расскажите мне, как все произошло.
Графиня, переняв его позу, тоже откинулась назад. Какое-то время она пристально разглядывала Брунетти, как будто пытаясь понять, что можно ему рассказывать, а чего нельзя.
— Вскоре после того, как Франка вышла за Маурицио, с которым я, кстати сказать, знакома давным-давно, они решили отправиться за границу — устроить себе нечто вроде свадебного путешествия, — начала она. — Куда-то в тропики, куда точно, я сейчас уже и не вспомню. Примерно за неделю до отлета у Франки разболелись зубы. Оказалось, режется зуб мудрости. Ее стоматолог тогда был в отпуске, и приятель по университету посоветовал ей обратиться к врачу из Доло. Или не из Доло? Не помню. Но где-то в тех краях. Франка отправилась к нему, и он заявил, что у нее лезут сразу два зуба мудрости, причем оба необходимо удалить. Он сделал рентген и сообщил Франке, что операция эта — пустяковая, он и сам может ее провести. — Прервавшись на мгновение, графиня взглянула на Гвидо и на секунду прикрыла глаза. — Ну и как-то утром Франка пришла к нему в кабинет. Врач удалил ей оба зуба, дал болеутоляющее и антибиотик — на случай воспаления — и разрешил ехать в отпуск. Вылетать им надо было через три дня. На следующий день Франку начала мучить боль, и она позвонила этому стоматологу. Тот сказал, что все нормально и велел принять еще несколько обезболивающих таблеток. Еще через день, когда ей так и не полегчало, она отправилась к нему на прием. Он осмотрел ее, заверил, что все идет как надо, и выписал еще таблеток. Назавтра они улетели, не помню точно куда — на какой-то остров, — сказав это, графиня умолкла. Она молчала так долго, что Брунетти не выдержал и спросил:
— И что случилось потом?
— Воспаление все никак не проходило, но Франка тогда была совсем молоденькой и по уши влюбленной — как и ее муж. В их любви, Гвидо, я никогда не сомневалась. Ей не хотелось портить Маурицио отдых, поэтому она молча глотала таблетки, а когда боль становилась нестерпимой, просто увеличивала дозу.
На этот раз Брунетти не стал прерывать молчание графини и терпеливо ждал продолжения.
— Они провели на острове пять дней, а на шестой Франка средь бела дня потеряла сознание. Ее отвели к местному врачу — хотя медицина там еще та. В общем, врач сказал, что у нее в ротовой полости бушует воспалительный процесс, с которым он лично ничего поделать не может, так что Маурицио арендовал самолет и полетел с ней в Австралию — ближайшую страну, где они могли рассчитывать на более-менее квалифицированную помощь. Кажется, они поехали в Сидней. Впрочем, это все не важно, — рассеяно обронила графиня. Взяв стакан с водой, она наполовину его осушила и поставила на место. — Выяснилось, что ей занесли какую-то чудовищную больничную заразу. Видимо, изначально инфекция гнездилась в зубе, но затем распространилась дальше, на мышечные ткани челюсти и лица. — Графиня закрыла лицо руками, как будто пыталась спрятаться от тех слов, что собиралась произнести. — Врачам не оставалось ничего другого, как провести срочную операцию и попытаться спасти незатронутые инфекцией ткани. Оказалось, что именно эта конкретная инфекция не чувствительна к антибиотикам. Или у Франки была аллергия на нужный антибиотик? Я сейчас уже не помню. — Графиня, отняв от лица руки, взглянула на Брунетти. — Все это она рассказала мне сама, много лет назад. Слушать ее было для меня чистой мукой. Она ведь была такой хорошенькой! До того, как все это произошло. Но им пришлось разворотить почти все ее лицо, только чтобы спасти ее.
— Это все объясняет, — пробормотал пораженный Брунетти.
— Разумеется! — гневно воскликнула графиня. — А ты что, думал, что она сама хотела себе такое лицо!? Господи боже, неужели ты считаешь, что найдется в мире женщина, которой захочется вот так выглядеть?
— Я не знал, — сказал Брунетти.
