а я не ощущаю в ней потребности.
Костров убирает руку.
Я беру рюкзак и медленно двигаюсь к краю лавки. Просто жду момента, когда можно будет сбежать или отпроситься, но преподаватель спит, а студенты пялятся в экран. Не спорю, фильм увлекательный. Дайана Крюгер выше всяких похвал, и… Давай, родная, отвлеки их.
Встаю, быстро ухожу из аудитории, прижимаюсь спиной к стене и жду.
Давай, Костров. Придумай что-нибудь.
«Позвони мне».
Мгновенно выполняю просьбу Тимура.
– Кто не выключил звук? – доносится голос преподавателя.
– Простите, это важно.
– Можете выйти, раз важно. Энку я вам с радостью поставлю, – недовольно ворчит преподаватель, а я радостно пищу.
– Разумеется, – отвечает Костров, пока я считаю секунды.
Раз, два, три…
Я срываюсь с места, зная, что он пойдет следом.
Костров нагоняет в коридоре, переплетает со мной пальцы, другой рукой держит за талию.
– Палишься. – Я усмехаюсь совершенно ровно.
– М-м-р! – Он что-то бормочет, но почти не разобрать.
– Поняла.
Мы синхронно сворачиваем в приоткрытую дверь комнатушки под одной из аудиторий. Там скошен потолок как раз под амфитеатр над ней. Пол заставлен старыми стульями и партами, дверь хлипкая, стены обиты чем-то мягким.
– Это… – выдыхаю я.
– Понятия не имею, – хрипит в ответ Костров, хватает меня за шею и разворачивает к себе лицом.
Мы задыхаемся, мы целуемся. Низ живота ноет, я невероятно сильно хочу, чтобы Костров продолжал, – слишком долго терпела. Он скользит руками по моему телу, поднимает тонкий шифон, тянет вниз резинку колготок, и я радостно помогаю: слишком давно думала о том, что они тут совсем лишние. Так же быстро избавляю его от джинсов и пячусь назад к одной из ветхих парт.
– Так будет всегда? – шепчет он, а сам тянется и оставляет поцелуи за ухом, на шее, плече.
Он расстегивает единственную пуговицу у меня на спине и тянет юбку вниз, а футболку вверх.
Костров усаживает меня на стол и делает шаг назад, а потом с хищной улыбкой возвращается и вгрызается в шею. Спускается к груди, целует. Не знает, что делать, но все делает правильно, прислушивается к моей реакции. Ему нужен один урок, чтобы усвоить материал. Он запомнил, что мне нравится, и пользуется всем арсеналом, всякий раз оттачивая новые и новые способы выбить из меня дух. Тянет на себя, прижимается всем телом. Белья я лишилась вместе с колготками, ему ничего не мешает.
– Мне кое-что интересно, – бормочет он.
– Давай не все в один день, а? – Это звучит как чертово отчаяние.
Его губы блуждают по моей шее, потом спускаются на грудь, на живот, и – мать твою! – я чуть не умираю, увидев его растрепанную макушку между своих ног.
– Ты же не…
– Заткнись.
Его язык – гибкий, прохладный – скользит по клитору, кажется, или что-то в этом духе, но определенно так, как нужно. Наверное. Я не знаю. Откидываюсь назад на парту и просто жду, когда погаснут звезды.
– В общем-то, это все, что мне было интересно, – слышу я сквозь вату в ушах, и через секунду он уже входит в меня одним движением.
Я слишком готова, он слишком возбужден. Это происходит легко, как будто мы уже сегодня занимались сексом на этом самом столе. Я выгибаюсь, вцепляюсь в край парты.
Дух захватывает. Стон вырывается сам собой, и мне даже плевать на студентов, которые буквально в полуметре от меня ждут звонка, чтобы уйти со скучной лекции. Почему я должна думать о ком-то, когда Костров – мой Костров – выбивает из меня душу?
Раз, два, три – он просто вдавливает меня в парту, удерживая под коленками. Его хриплые стоны круче любых слов и заводят так, что я не продержусь долго.
Я. Занимаюсь сексом. В институте. С ботаником Костровым. На старой парте. Там, где нас могут услышать. Слышат.
Не могу больше. Я кончаю так быстро, что Тимур не успевает сориентироваться, подхватывает меня под спину и прижимает к себе, а я вгрызаюсь в его плечо зубами и что-то мычу. Голова начинает кружиться. Идеально.
Тело сотрясается, и единственное материальное для меня – это плечи Кострова, которые я сжимаю слабеющими пальцами.
– Все хорошо? – Он целует меня в щеки, скулы, лоб.
– М-м. – Я опять потеряла дар речи.
Все меняется. Он становится медленным и глубоким, каждым движением будто заставляет сердце повышать температуру крови на пару градусов, пока она не закипает. И может, по этой причине тело покрыто испариной, а кожа пылает. Всякий толчок в груди отдается яркой вспышкой сумасшедшей нежности, чего-то на грани с влюбленностью.
Я еще чувствую остатки напряжения, еще не уверена, что дышу, а он уже продолжает, и это мигом захватывает все внимание. Медленно и четко.
Раз, два, три…
Костров смотрит мне в глаза. И это чистый кайф. Я вижу его расширившиеся зрачки. Его азарт, наслаждение и удовлетворение.
Один сильный толчок – я откидываю голову назад. Второй – выгибаюсь в спине. Третий – все-таки снова падаю на парту.
Руки Кострова гладят мой живот, притягивают все ближе, будто это вообще возможно.
Четвертый – и мир снова рассыпается.
Пятый – рассыпается его мир.
Мы лежим спустя минуту рядом на парте. В страшно неудобной позе, в страшно душной комнатке. Дышим, как будто убегали от диких собак.
– Ты жива?
– Не-а.
– До дома доедем?
– Хотелось бы.
– А мне на работу надо.
– Уже?
– Раньше уеду – раньше закончу. Если мой водитель поторопится, то я его даже ужином угощу.
Костров склоняется надо мной, смотрит в глаза, а его губы растягиваются в улыбке. Он, кажется, умиляется моему виду, и хочется спросить, почему так, но нет сил. Слова как-то не подбираются.
Он убирает волосы с моего лица, касается моего носа своим, потом щеки и скулы. После целует. Его язык сталкивается с моим в неравной, заведомо проигранной схватке.
Глава 33
Припарковавшись у бизнес-центра, я смотрю вслед Кострову, который на ходу здоровается с выходящими оттуда людьми. Некоторые останавливаются и что-то спрашивают. Симпатичная девушка хихикает и бьет Тимура по плечу, а я закатываю глаза.
Интересно, он сам-то понимает, что с ним флиртуют? Или уверен, что это все просто дружеская болтовня? Так, может, я не первая, просто он раньше не понимал, что происходит? Ну мало ли! С ним флиртовали, мосты налаживали, а он просто не врубался. Я оказалась самой упертой.
В планах поболтаться пару часов и пообедать. Потом завалиться на диван в офисе Тимура, когда оттуда уйдет весь народ.
Костров скрывается в здании «Голда», а я выхожу
